Крыса из нержавеющей стали. Том 2

В течение целого часа я отдавал приказы, собирал оборудование, которое мне могло понадобиться, и опустился на белоснежную простыню планеты. Гравшют замедлил мой спуск, и инфраскоп улучшил видимость сквозь падающий снег. Я направился к знакомому зданию и спрыгнул поблизости от него. Было по-настоящему холодно и уныло. Я надеялся, что вижу этот замороженный мир в последний раз. Вначале предполагалось, что я приземлюсь и войду в центральные двери в сопровождении группы десантников, которая уничтожит противника. Но это было не совсем то, что мне нужно. Мне следовало тихо и незаметно встретиться с Ханасу, пока никто не сообразил, что я вернулся. После недолгих размышлений я решил повторить свой старый путь по крыше. Помолясь, я открыл дверь-люк и после упорных стараний, пыхтя и отдуваясь, проник вовнутрь. Первая стадия была завершена. Я снял скафандр, открыл двери и тихонько прошел вниз по коридору.

— Ты враг и должен быть убит, — ровным голосом произнес маленький мальчик и бросился на меня.

Я отступил в сторону, так что он поскользнулся и упал, представляя из себя прекрасную мишень. Игла из моего ружья прошла сквозь его брюки. Он вздохнул и расслабился. Я взял его подмышки и пошел вперед, стараясь идти тихо. К тому времени, когда я толкнул двери кабинета Ханасу, на мне уже висело четверо удальцов, и я поневоле сгибался под их тяжестью. Он глянул на меня из-за стола и, если бы мог улыбаться, то непременно бы улыбнулся.

— Все сработало так, как мы планировали? — спросил он. — Сообщение было получено, и ты благополучно сбежал.

— Да, все так, но теперь я вернулся. С маленькими друзьями, которые были совсем не рады меня видеть.

— Они слушают радиопередачи Коума и они не знают, чему верить. Они в полном смятении.

— Ладно, пожалуй, хватит таскаться с ними. Позвольте мне устроить их поудобнее на вашем полу.

— Я использую питатель аксонов. Они все забудут.

— Только не сейчас. Они будут спать довольно долго, чтобы не беспокоить нас. Теперь скажите мне, что произошло с тех пор, как я улетел.

— Неразбериха и сумятица. В нашей Морали философии написано, что делать в таких случаях. Поэтому, когда Коум издал свои приказы бороться или умирать, его поддерживали. Каждый может это понять. Я сам не мог противостоять ему, поэтому я ничего и не делал. Просто ждал.

— Очень мудро. Но теперь я здесь, а значит нужно кончать с ничегонеделанием. Меня гораздо больше устроит, если вы будете делать то, что нам нужно.

— А что вам нужно?

— Убедить ваших людей, что пора опять надеть оболочку пришельцев и вернуться к ним для того, чтобы управлять ими.

— Я не понимаю. Ты хочешь, чтоб они преисполнились ратного духа и продолжали войну?

— Нет. Как раз наоборот. Я хочу, чтоб они остановили ее.

— Ты должен объяснить. Это выше моего понимания.

— Позвольте мне вначале задать вам вопрос. Можно ли использовать генераторы синапсов на пришельцах? Это понадобится затем, чтобы убедить их, что люди на самом деле прекрасны. Да, у нас влажные глазные яблоки и мы потеем. Но наши пальцы не так уж отличаются от щупальцев, если хорошо присмотреться. Вы можете это сделать?

— Очень просто. Пришельцы весьма примитивны, ими очень легко управлять. Когда мы только пытались убедить их начать вторжение, то поначалу столкнулись с равнодушием. Чтобы преодолеть его, мы научили их вожаков ненавидеть людей. Потом с помощью пропаганды они обработали и остальную часть населения. Это заняло довольно много времени. Именно так все и было.

— Можно этот процесс обучения повернуть вспять?

— Надо подумать. Но удастся ли вам убедить мой народ сделать все это?

— Вы задаете сложный вопрос. Для того, чтобы решить его, я и прибыл сюда. — Я стал ходить по комнате, переступая через тела спящих мальчишек. — По-моему, для достижения нашей цели необходимо прибегнуть к помощи учения Морали философии, как вы здесь это практикуете. Я был неправ и раздражен, когда говорил вам, что эту культуру следует уничтожить. Так нельзя. Она чрезвычайно жизненная и содержит элементы, которые следует изучать всему человечеству, чтобы извлечь из них пользу. Ее неправильно использовали, ею злоупотребляли. Есть в Морали философии нечто изначально завоевательное?

— Нет. Мы учили ненавидеть тех, кто нас тут бросил, оттого что нам нужно было верить, что они никогда не вернутся и не спасут нас. Мы должны были спасать себя сами. Выживание — это начало и конец. Все, что направлено против — это ошибка.

— Тогда разговоры Коума о расовом самоубийстве — это ошибка?

Даже для людей Кекконшики Ханасу выглядел испуганным.

— Ну конечно! Его философия идет против закона. Теперь предстоит проповедовать ее в открытую.