– Какого демона ты так забылся, а? – взорвался Гудман. – Я уже тебе сегодня все сказал. Если бы король хотел, назначили бы тебя. И спорил бы с герцогом Правским сколько душе угодно. А так, нечего здесь строить из себя обиженную девочку!
Альберта фон Кёнига тоже прорвало.
– Ты говорил про кровавый хаос в государстве, Роджер! Я правильно помню? А теперь скажи мне, не то ли делает Сепрентос уже сейчас? Сколько людей погибнет в этой войне, потому что мы не готовы? Он мыслит себе, что сможет подготовиться. Это так, возможно герцог и выиграет время. Возможно и победит, но сколько поляжет незаслуженно? Даст Всемогущий, и я выторгую мир, но что, если нет? Ради репутации королевства, герцог погубит кучу человеческих жизней! Великую Унию будут бояться. Но почему? Не потому что будут уважать, а потому что испугаются той бесчеловечной расправы, которая будет ожидать всех, кто встанет на пути нашего королевства. И нас будут ненавидеть. Что в итоге? Когда-нибудь нас так возненавидят, что вырежут всех без пощады! Разве такое королевство строит Готфрид Висболд? Я думаю, что нет. Ты говорил, что герцог Правский всегда оказывается в фаворе. Так это, потому что, никто не выступит против него. Но знай, рано или поздно он зайдет слишком далеко. И эти времена уже начинают наступать. Когда-нибудь он ошибется, и Готфрид отправит герцога на плаху!
Теперь, давай-ка, я тебе расскажу, чего герцог жаждет сейчас. Ты для него уже не помеха. Остаюсь я, генерал фон Кёниг, вечная заноза в жопе. Он отправляет меня на переговоры, чтобы я ему не мешался тут. Если я добьюсь успеха, и мы вернемся в наши края спокойно и без происшествий, то там герцог расскажет королю очередную байку, какой мудрый он советник. Потом выторгует разрешение на войну, и барону Вуку настанет конец. Если я не добьюсь успеха на переговорах с бароном, наместник Юга начнет свою кровавую бойню. И перед королем выставит виноватым сначала меня, потому что он якобы верил в то, что я смогу добиться мира. У меня же всегда все получается! А потом Сепернтос сделает в глазах Готфрида дураком и тебя, что гораздо хуже и отвратительнее, потому что ты – лицо Севера! Ведь ты же мямлил на собрании Верховного штаба, так? Так. Значит, был не против. А главное, что все видели, как ты на все соглашался. Даже северяне будут перед государем свидетелями, что герцог Правский не врет. И снова хата Ференца окажется с краю. В крайнем случае вину свою он разделит с нами.
Граф фон Кёниг обычно собирал длинные волосы в конский хвост. Нескольким локонам удалось вырваться из неволи и беспорядочно повиснуть вдоль высокого лба.
– Почему ты вечно так сгущаешь тучи? – неуверенно проговорил Гудман. Он всегда приходил в замешательство, когда чувствовал, что ему нечем ответить оппоненту. – О какой кровавой бойне ты говоришь? Мы будем биться с врагом, который первый вероломно обманул нас.
– Я тебя умоляю, Роджер! Ференц Сепрентос начнет с пленных.
– Что? – глаза наместника Севера округлились. Он нервно засмеялся. – Ну это уж ты сказки говоришь!
– Если бы это было так, я бы молился на тебя, мой друг, – голова Альберта поникла. Он продолжил: – Ты не стал настаивать на своей кандидатуре для переговоров, а тут же согласился на мою. Значит, ты сам этого хотел. Итак, нас обоих выставят виноватыми. Меня за то, что провалился в дипломатии, в которой я как раз не силен, но всем плевать. Тебя за то, что не настоял на том, чтобы поехать самому, или не предложил кого-либо получше. Герцог Правский – мастер поворачивать ситуацию в свою сторону так, как это выгодно ему. Тут нам за ним не поспеть. Тем более, как я уже сказал, ты не заявил громогласно, что хоть и подчиняешься приказу, но все-таки резко против этого приказа и будешь разговаривать в будущем об этом с королем. Так что шансов обелить себя у нас не будет.
А далее герцог Правский ночью перебьет всех пленных, объявив это необходимостью. И будь я столь же беспринципен, как Сепрентос, я бы первый отдал приказ перерезать их всех, чтобы никто не мешал воевать и не мог ударить в спину. Будь покоен, Роджер, наместник Юга поступит именно так.
– Это же преступление! – завопил маршал Гудман.
– Не в военное время. Тем более, когда мы в столь невыгодном положении. А потом даже если и так, ты разве забыл, что виноваты-то во всем будем мы? Во всяком случае обвинить одного герцога Правского точно не выйдет. Конечно, наша репутация нас спасет. Но осадок останется у всех, в том числе у короля.