Крыса в чужом подвале

− Да долбани ты как следует, − вмешался Дайф. Долбанул не он, его. Из-под держащегося на одной ноге противника, его ткнули копьем. Прямо в солнечное сплетение. Хваленая буйволова кожа, вываренная в морской соли, не охранила. Дайф попятился, уперся в перила и осел, зажимая рану руками.

− Мне бы к лекарю, − произнес он белеющими губами. Умоляющий о помощи взгляд угас с последним слогом.

Нового противника Костас достал прямо в открытый в крике рот. Клинок прошел до затылка.

− Аааа!− выдохнул убитый, падая.

Потом были еще и еще, и еще. Много. Плохо вооруженные керны, умелые гэллогласы, раттлеры… Костас не считал их. Он охранял свой участок. Даже когда рядом, буквально в трех шагах от него, враг прорвался, он не сдвинулся в сторону. Здесь поставили, здесь и рубеж биться.

На стене движение. Блеснув доспехом между зубцов протиснулся спафарий. Пинком скинул с парапета замешкавшегося карнаха, отмахнулся от двух птохов, только головы отлетели, перехватил двуручник, свистнул, так что заложило уши. Спафарий уподобился волку в овчарне. Покалеченных, раненных, убитых вокруг него не счесть. Словно чувствуя свое превосходство, бился с наигранностью, показной небрежностью. Вот за спинами обороны мелькнул золотоплечий, подтолкнув карнаха под удар, сделал выпад. Спафарий развалил карнаха поперек туловища, выкрутил корпус, уходя от укола, и рубанул сверху. Не достал. Золотоплечий отшатнулся. Двуручник прошел рядом. Спафарий вывернул запястье, перевел меч в мулине и обрушил на торквеса второй удар. Золотоплечий неумно подставил блок. Едва удержал. Двуручник стек с клинка. Торквес с запозданием попытался провести контратаку. Спафарий подшагнул и ударом носка саботона в подвздошье выбил дух из торквеса. Тот отлетел, отчаянно попытался зацепиться за зубец. Не сумел и вывалился за стену. Гэллогласы заулюлюкали усилили атаку. Лестниц прибавилось. На парапете так тесно, что оступившимся нет возможности подняться и их просто втаптывают в камень. В одном месте, где пришлось совсем жарко, проломили перила и гэллогласы и карнахи сорвались вниз, калечась и убиваясь.

Дыру в обороне капитан заткнул карнахами шестой и седьмой декархий. Полегло народу предостаточно, но врага сбросили. Сам капитан вынуждено принял участие в схватке. Ему помяли шлем, выбили щит и клевцом пробили наплечник. Правая рука повисла плетью не в силах держать меч. Он перехватил оружие в другую руку. Руджери не был левшой и потому получилось плохо. Раттлер ударом цепа вмял нагрудную пластину доспехов. Если бы не подоспевшие золотоплечие, конец капитану.

Не успели залатать одну дыру в обороне, образовалась другая. Дальше по стене враг прорвался к Толстухе. Вниз, во двор спустится не смог, торквесы стояли незыблемо, зато пробился на площадку, изрубил баллисту, а с ней и всю обслугу. Введя резерв, гэллогласов в башне зажали и уничтожили полностью, до единого.

Бой затих. Неприятель откатился от стен, оставив лучников продолжать обстрел, те беспрепятственно исчерпали запасы своих колчанов. Защитники отвечали редко. Лучники Морта неудачно попали под топоры кернов, прорвавшихся на галерею надвратных башен. Стрелков уцелело не более полутора десятка.

Бледный и злой капитан расхаживал по стене.

− Сброд! Сброд! — твердил он, оглядывая тела порубленных птохов. Из сорока трех в живых осталось двадцать. Еще пятерым больше сражаться не придется. Увечные. Досталось и карнахам, и торквесам, и золотоплечим.

− Ну, как дела парни? — подошел Дёгг. Заляпанный кровью, сард доволен.

Парни выглядели не столь браво как он.

− Эх, наших покрошили, − вздохнул Рагги в ответ.

Дегг снисходительно покривился. Нашел о чем жалеть.

− Я не я, коли браслет не добуду! — пообещал сард.

− Грозилась моя бабка с дедом воевать, − мрачно пошутил Трог.

День закончился под тревожные удары гонга. Тягостный звук далеко разбежался по Вороньей топи.

Покойников сбросили под стену. Черная жижа приняла всех. Попузырилась, поколыхалась, и нет никого. Как и не было.

− Заразы меньше, − ответил портарий на обвинение в несоблюдении погребального ритуала. Единственная уступка, Мерх привел на стену священника и тот с высоты прочитал поминальную молитву и отпущение грехов. Всем скопом, и своим и чужим.

Захваченного в плен тяжелораненого керна, вскрыв живот, повесили за ноги на балке за стеной. Кишки размотались до самой земли.

− Пускай полюбуются сучары! — ярились карнахи.

Второго пленного, распяв на тележном колесе, выставили на обозрение. Человек жутко мучился от множественных ран присыпанных солью. Через час товарищи из милосердия пристрелили бедолагу. Мертвые сраму не имут!

Кутаясь в милоть, Костас остался на стене. Спать в казарме он не смог. В помещении жутко воняло перегаром, немытыми телами и мочой. Воинство посещением отхожего места себя не утруждало, дальше стенки или кроватной спинки не отходили. Если же приперло по серьезному, максимум за дверь.