Крыша. Устная история рэкета

А когда путч случился в 1991 году, я сидел в лагере с названием «Красный берег». Так пока ГКЧП не захлебнулось, три дня начальник оперчасти вышагивал по зоне и орал: «Мрази, еще пару дней, и я вам покажу советскую власть — всех с особо тяжкими статьями на тот свет отправим».

Так что пусть Ельцину земля пухом будет. Он прервал эту живодерню.

А Бриллианта похоронили рядом с Соликамском и воткнули колышек с номером, а место начали охранять менты, чтоб не выкопали. Словно крест на Голгофе охраняли, чтоб Иисуса не сняли.

Но потом воры подкупили их, те отвернулись, тело вынули и похорони ли по-людски в нужном месте.

Вера Татарникова, родилась в 1945 году, журналист, живет в Германии

В конце 80-х я работала главным редактором газеты «Аничков мост» и являлась секретарем правления Союза журналистов Ленинграда. В 1991 году финансирование Союза рухнуло, и мы старались выжить. Помещение на первом этаже знаменитого дома 70 по Невскому просИекту было сдано в аренду под ночной клуб «Доменикос». Его история забавна. Вначале идея клуба принадлежала сицилийцу из Палермо по имени Пиколло — другу Собчака. Но заведение открыл нигериец Лакки, которого убили в 90-х. С самого начала клуб «крышевал» Слава Кирпичев. Он часто приходил в Союз в своем чесучовом костюме и был безумно вежлив. А рядом с ним «малышевские»: Сергей Зиновьев, которого все звали Ташкент, Юра Криминал.

Криминал за мной тогда приударил и подарил французские духи «Трезор». Я взяла, от греха подальше. Потом он начал рваться в Союз чуть ли не каждый день, вел себя развязано, и Андрей Берлин — друг Кирпичева, его шуганул. И Криминал, и Ташкент, и Кирпич сегодня на том свете.

Потом пришли «казанцы». Они всегда стаями ездили, мы их клопами за маленький рост называли. Заявились Мартин, Маис и еще выводок. У нас стоматология тоже арендовала помещение, и они хотели с нас денег. Я сказала, что денег нет — самим трудно. А Мартин, привалившись к косяку, заметил: «Мы тебя не убьем — мы тебе ноги вырвем, будешь всю жизнь ползать». Я пообещала им лечить их бесплатно. Через какое-то время Ульяна — заведующая клиникой, звонит: «Они приперлись, но это не лечится — у одного пулевое ранение в челюсть. Я только кровь остановила».

А напротив здания Союза райком партии, был там же отдел КГБ, перед райкомом стоянка машин запрещена, никто не смел припарковаться. Кроме них. А они бросали машины и через проспект к нам. Никто замечания им не делал.

Помню, Ташкент говорил: «К нам вход рубль — выход сто долларов». А коммерсантам так: «Мы „крыша", а ты крыса». А сами в Париж ездили, дорвались с восторгом и упоением. Вокруг крутились остатки каких-то «феоктистовских». «Малышевские» снимали правительственные дачи через Юрия Комарова. Черт-те что.

До этого я их не видела. Да я живого вора в жизни не видела. А тут появилось столько джипов, как если бы сегодня танки по Невскому ползать начали. Новая Россия не с гласности началась, когда мы вместе с Белкой Курковой, с Салье бегали по телевидению. Бандиты стали новой субстанцией. С ними началась веха новых людей.

Я до этого и Кумарина в баре «Таллин»-то видела, но воспринимала его как бармена. Моя дочь всегда говорила тогда: «Вова очень хороший».

Моего мужа — основателя первого совместного предприятия в городе, через несколько лет убили. Он хотел от «малышевских» перейти под «крышу» «тамбовских», говорил: «У них условия привлекательней».

Следователь молоденький через много лет спрашивает про его знакомых с «крыши» — про Ташкента, Кирпичева, других. И говорит: «У вас про кого ни спросишь, так все убиты». Я говорю: «Время было такое».

Сергей Медведев

Есть у меня недостаток — по паспорту родился я в Москве, прямо на Красной площади. В 1943 году там гостиница была, а мама работала начальником эвакуационного госпиталя. Отец, как враг народа получивший пятнашку, искупал ее в тылу у немцев. Они склад какой-то рванули, и ему глаз выбило да пятку оторвало, он 92 дня в лесу скрывался, выжил и вот осенью 1942-го его на лечение отпустили к матери.

После войны нравы были построже, чем в 90-х. В пятых классах шестнадцатилетние сидели. Где им учиться было1 И сыновья полков с медалями, и прошедшие детские колонии. Они все воевали, так или иначе. А это значит, научились убивать. В ближнем бою с ними никакие «тамбовские» или «малышевские» и пяти минут бы не продержались.

За драки и говорить не нужно. В барах в 80-е, по сравнению с послевоенными годами, не били, а похлопывали. На углу 8-й линии и набережной Шмидта разливуха расчудесная была. Там калеки-фронтовики — не суйся не зная. На углу Среднего и 1-й линии разливуха с блатными — и зная, не суйся. Самая шпанистая — 19-я линия — возле Василеостровского УВД. К Гавани дальше — водочный завод Дерябкина, роща акаций, училище подплава. Все это надо было миновать челночным бегом — шпана, мореходы всех дубасили. А в конце Дунькин тупик — обветшалый доходный дом на углу Кожевенной и Косой. Там и днем без ножа трудно было. Строго по ушам отхлестать могли. За что? А чтоб знал.