Закон о кооперации действительно вызвал всплеск деятельности среди населения: унылый серый ленинградский пейзаж разукрасился наивно разноцветными вывесками ресторанов и кафе, витринами убогих грязных ларьков с жвачкой, сигаретами и лимонадом, подгнившими деревянными ящиками с арбузами и апельсинами, дешевыми, но броскими вещами, развешанными по наскоро состряпанным витринам и одетыми на самих ленинградцев. Однако свою задачу, как ее видели создатели документа, он не решал: «В условиях политической и экономической систем СССР, при ведущей роли государственной (общенародной) формы собственности, повсеместное развитие получает кооперативная форма собственности, способствующая более полному использованию возможностей и преимуществ социализма, приумножению общественного богатства, насыщению рынка высококачественными товарами и услугами, их удешевлению...» В действительности цены на услуги и товары, производимые кооператорами, были в несколько, а то и в десятки раз выше цен, установленных государством. В результате приобретать их могли только люди, чьи доходы значительно превышали советские зарплаты. К 1991 году таких людей было не больше 10 процентов от всего населения. Закон также обещал, что «государство, используя средства массовой информации и другие формы, создает наиболее благоприятные идеологические предпосылки для деятельности кооперативов, обеспечивая повсеместно такой морально-психологический климат, при котором каждый член кооператива осознавал бы, что, работая в нем, он выполняет важное общественно полезное дело...». Только что получившие свободу СМИ, как и все советское общество, не спешили исполнить это обещание — вплоть до середины 90-х слово «кооператор» для большинства звучало как презрительное ругательство.
Закон о кооперации был очень невнятный, и многие, особенно цеховики, его испугались. Подумали, что это подстава. А были отчаянные ребята, которым уже невозможно было работать на хозяина, ну и я в том числе, кстати, которые сказали: «Мы в это дело впишемся». Из всех современных олигархов где-то четверть — это кооператоры. История была простая как палка.
На чем я заработал первые деньги какие-то значительные? Я их заработал на полиэтиленовой пленке. Происходило это следующим образом. За небольшую взятку, в 1000 рублей, ну, по тем временам не такую и маленькую, я купил пленочный экструдер, якобы списанный якобы с Охтинского химкомбината. С этого же комбината ухари, еще за 10ОО рублей, мне его поставили, поставили головки — в общем, привели его в порядок. Дальше я стал делать полиэтиленовую пленку. Полиэтиленовая пленка была в стране дефицитом. Ну не было ее вообще. Люди в очередях стояли, чтобы накрыть эти свои грядки... У меня был первый частный экструдер, так мне повезло. Я покупал сырье за взятки, так-сяк, где-то выдуривал этот полиэтилен высокого давления. Дальше там был очень нехитрый процесс, как-то он выдувался, и пленка готова. Но цену на готовую продукцию я устанавливал сам, как хотел, каждый день. Вот проснулся с утра и решил, что пленка будет стоить три рубля. Казенная стоила 40 копеек, но ее не было. Была парадоксальная совершенно ситуация: люди стояли в очереди у меня на складе и ставили себе номерки на руки, потому что мне не хватало сырья. Прибыль у меня была небольшая: я за 1 вложенный рубль получал 4, причем скорость оборота у ме ня была сутки. То есть это реально печатный станок. Дошло до смеха, меня вызвал заместитель председателя райисполкома по фамилии Кошкин, как сейчас помню. Он меня пригласил к себе и говорит:
— На тебя жалобы от населения, ты население плохо пленкой обеспечиваешь.
— Господь с вами,— говорю я ему,— подгоните сырья, я в три смены буду работать, я его обеспечу...
У меня было мотало сделано, по 10 метров, а старухи пленку, когда покупали, рулетками перемеривали. И я тогда сказал, чтобы мотало сделали на 20 сантиметров больше. Все стали ох...вать, им стало казаться, что они просто наживают. Хотя на следующий день я мог сказать, что сегодня 4 рубля пленка будет стоить.
Я был кооператором, у меня было много денег, и меня познакомили с такой Валькой, она была директором магазина на чеки серии «Д» на Наличной улице. И вот я приезжаю к ней.
— Что, Бориска, будешь брать?
— А что есть? — я говорю.
— Джин «Бифитер».
— Три бутылки.
— Тоник?
— Упаковку.
— Кола?
— Упаковку.
— Пиво есть немецкое «Лёвенбрау» в банках.
— 12 упаковок.
— «Мальборо».
— 4 блока.
— Плащ на тебя есть белый, голландский. Померяешь?
— Пиши.
— Есть сок кипрский.
— 12 банок.
И мне все это грузят в багажник. Я приезжаю домой, все это раскладываю. Сажусь у окна, там алкаши какие-то ходят, время уже совсем голодное. И я наливаю себе джин с тоником, лед и лимон туда добавляю, закуриваю «Мальборо» и думаю — вот все, п...дец, я живу, видимо, как Рокфеллер.
В армию уходил советским человеком. Окончил ПТУ-88, мне ж первый секретарь Григорий Романов каску строительную подарил на одном официальном празднике. А первого наставника звали Марлен — Маркс и Ленин.