— Вот только давай не начинай опять свою гуманность! — начал злиться Толик, — Инвалид, не инвалид! — какая разница!! Ты не об этом думай. Ты о том думай, что было бы, если б он тебе в живот пулю успел засадить. И сейчас не он здесь, а ты бы крючился в Башне. Вот об этом думай!
— Да думаю я, думаю… Не, этот факт надо озвучить. — решил, наконец, Олег, — Пусть все знают. Пусть слухи пойдут, что «посчитаться» с нами по беспределу так же глухо, как и наехать. Тогда больше никто дёргаться не будет; а со временем острота ситуации спадёт. И никто уже дёргаться «отмстить» не станет.
— Ну! — поддержал Толик, — Так грохнем его? И — тушку на колья. Как наглядную агитацию.
— Вот это уж лишнее! — не согласился Олег, — Твёрдость и непреклонность мы должны демонстрировать, а вот зверство наоборот может повредить. И вызвать дальнейшие эксцессы.
— Так чо ты хочешь?..
— Первым делом, Толян, давай его отвезём туда, к его родне. Они ведь координаты свои дали, где тусуются. Переговорим там. Выясним ситуацию и отношение. Чего этот Денис говорит — это одно; а их отношение — это другое дело. Нет, продавать его я не планирую… Но показать и озвучить, — это будет более знáчимо, чем мы его просто в «Обои» определим. Пусть знают, что с нами не прошелестишь так просто. И если опять «мститель» нарисуется — тогда уж точно на кол!
— А я бы и сейчас.
— Не, Толян — излишнее зверство вредит. Живым отвезём. Пока что, — а там, по ходу дела, решим…
Определившись, вернулись в комнату. Раненый пленник был в сознании; и видно было, что промедол уже перестал действовать. По бледному лицу мальчишки, усеянному каплями пота, по закушенной губе было видно, что он еле сдерживается чтобы не стонать.
Олегу было неприятно смотреть на это. Почти тот же возраст, — он вполне мог представить на месте его своего Сергея-Крыса. А вот Толику было наплевать:
— Лежишь?.. Зорро недоделанный. Сейчас поедем с твоими родичами определяться. Чего они за тебя скажут. Олег, в Башню надо сообщить, — они там на измене все.
— Да, я сейчас свяжусь.
Олег занялся рацией.
Толик ещё раз осмотрел раненого; отметил, что кисти рук его туго стянуты перед собой синеньким хомутом-контролькой — Олег постарался. Кивнул ему на это:
— Страхуешься, братан! Молодца.
— …да, ненадолго. Опасности нет; тут мы всё порешали. Мы быстро, туда и обратно. Сидите пока тихо, не высовывайтесь. Скоро Сергей с Бабахом вернутся. Саша — ты за старшего. Связь кончаю, отбой.
Олег отнял ото рта микрофон гарнитуры рации, взглянул на брата и пленника:
— А ты как думал. Выводы надо делать, приходится вернее. После этого случая с Погаром я б ему ещё и ноги связал, не будь они перебиты. Впрочем, сейчас придётся… привязать к чему-нибудь. Глянь, Толян, что тут можно найти подходящее.
НИКОМУ-ТО ОНИ НЕ НУЖНЫ…
С представителем бывшей «группы Полковника» разговаривали на расстоянии. Ибо мало ли что. Олег прятался за полузаметённым снегом грузовиком, Толик страховал из-за джипа.
Впрочем сам «представитель», старик лет семидесяти, сурового вида, высокий, несмотря на возраст сохранивший ещё некоторое подобие воинской выправки, стоял вполне открыто, на открытом пространстве улицы, у угла дома.
Олег специально выбрал это место — тут торец девятиэтажки был глухой, без окон, и можно был не ожидать снайперского выстрела «на посчитаться» с близкой дистанции; а другие дома были метрах в шестистах и дальше. Всё это тоже не внушало оптимизма, — при желании, подходящем инструменте и навыках достать можно было и оттуда, но уже сложнее.
Тем более что старик вышел совершенно открыто; и «случись кипеш», как выразился Толик, он бы стал первой же и несомненной жертвой. То есть, скорее всего, разговор должен был быть открытый и честный. Нам скрывать нечего — не мы накосячили… А старикана этого Олег помнил ещё по той перепетии, когда они меняли тела «десантников» на оружие и боеприпасы. Старик этот и заправлял обменом; и одет был так же — в старом армейском бушлате без погон, защитного цвета брюках с узким красным кантом, — видно, что бывший военный. Только тогда он держался совсем не так холодно и отстранённо; тогда его лицо было как кусок варёной говядины — вспухшее и мокрое от слёз. Кто-то из нападавших ему кем-то приходился; Олег так и не понял, кто и кем, да это было и неважно тогда.
А сейчас…
Складывалось впечатление, что дед не то чтобы ждал того, что произошло, но был не удивлён. Очень он хладнокровно принял известие о том, что они привезли с собой их «семейника». Мальчишку. С перебитыми ногами. Того самого, что, по его же словам, затачивался на то, чтобы «засадить пулю кому-нибудь из Башни в живот, чтоб помучились!»
Угрюмо пожал плечами; отвечал хотя и метров с десяти, но отчётливо, ясным, поставленным голосом: