Крысиная башня-2

Олег опять проделал весь путь через проломы обратно в Башню; уже там включил рацию на передачу:

— Миша, как слышишь, приём.

В динамике зашуршало, раздались взволнованные голоса одновременно Миши и Васильченко:

— Да, да, Олег, слышим! Что там?? Вторжение опять?? Помощь нужна?? Мы выдвигаемся?? — и прочее, не относящееся к делу.

— Миша, Саша… — отстранил рацию от уха, чтобы переждать взволнованное кудахтание соратников; наконец вклинился:

— Так, слушать меня! Не перебивать! Сколько раз говорил: переговоры по радио коротко, сжато, информативно! После передачи информации оповестить «Приём!» и ждать ответа! Что за крики?? Приём.

Из динамика послышалось уже спокойнее:

— Мы, это, от волнения, Олег Сергеевич, думали… ну, ладно. Слушаем. А, да, — приём!

Сотрудники, едрёна вошь… Сколько не учи — в экстриме всё равно всё из головы вылетает! Наверное, это нормально — люди они полностью гражданские; впрочем я сам гражданский… то есть не заточенные на выживание, а это важно. Все навыки «в процессе», а это медленно, и, надо сказать, бесит того, у кого с навыками, хотя бы с самыми базовыми, всё в порядке. А, ладно! Кто уж есть…

— В бассейне сейчас всё в порядке. Была попытка проникновения, но… неудачная. Для них. Два двухсотых. Миша, сейчас можно не суетиться; ложитесь снова спать; а утром я мины с охраны сниму, возьмёшь двух пеонов, носилки — и в бассейн. Естественно, соблюдая все меры предосторожности, как обычно. Там заберёте двухсотых, и перетащите их в морг. А, да, перед этим сходи́те к наружной стене бассейна, где остекление — там к стене лестница должна быть прислонена, по которой они забрались; лестницу — в Башню…

Отметил про себя, что надо будет самому днём сходить в квартиру пятиэтажки, где было обосновались Граневичи; да вот, из-за своей глупости, жадности и неумеренного любопытства превратились в безымянных «двухсотых». Забрать что там у них было из ценного и полезного для Башни. Не то что «мародёрка», а чего добру пропадать, — родственников, детей у них вроде как не было. Был ведь у них — вроде не бедствовали; видел как сейчас выживают и много хуже, — нет, потащились искать приключений… Вот — нашли. Ладно.

Продолжил:

— Как закончите — мне сообщишь по радио, я там займусь восстановлением. Всё. Приём.

— Поняли… Да куда уж сейчас снова ложиться спать, — все ж на нервах… Думали опять… Понятно, понятно, Олег Сергеевич; спокойной ночи… а, да, приём!

— Всё, до утра. Связь кончаю.

Отключился; отправился снова переходами в свою «берлогу», квартиру, где последнее время ночевал. Спать и правда не хотелось, — перебили весь сон эти «вторженцы». Понятно, что напрягает, — один, считай, здесь. Как тогда Серый. Где-то они сейчас, чем заняты?.. Ладно, придётся мучиться, валяться в постели до утра, пока не рассветёт…

ОЛЕГ: ТЯГОТЫ ОЖИДАНИЯ. «АВИАБОМБЫ», ФЛЕШЕТТЫ, МИНЫ-ЛОВУШКИ

Не доев картошку, Олег отодвинул тарелку; взял кружку с парящим киселём, которую поставила рядом Ольга. Поблагодарил её кивком, взял с тарелки порезанную угольниками пресную лепёшку, что-то вроде еврейской мацы, что в последнее время стали печь на замену подходящим к концу, и потому перешедшим в разряд «не на каждый день», печенью и галетам. Благо муки хватало; а ровно и разнообразных круп. Надо будет озаботиться, кстати, ручной хотя бы мельницей! — отметил для себя.

Один из вольнонаёмных пеонов, вечно голодный по молодости Костян, показал пальцем на тарелку с недоеденной картошкой и подобострастно спросил:

— Олег Сергеич, позволите?

Доесть, имеется ввиду. Он за всеми доедает; за Олегом так в первую очередь, — сам ест, и коси́т одновременно не останется ли чего у других, — «гражданам Башни», в отличии от пеонов, и порции больше, и масло, и всякие разносолы, не полагающиеся просто рабочим.

Оле молча подвинул тарелку пальцем в его сторону. Спросил только:

— С могилой в подвале — закончили?

— Всё в общем закончили, Олег Сергеич! — ухватив уже его тарелку, заверил Костян, а Глеб Николаевич, как более старший и ответственный, степенно кивнул головой, — Забетонировали, да! Всё как вы говорили. Сегодня только оставшийся мусор уберём…

Олег молча кивнул.

Речь шла о могиле бывшей жены, Лены, Елены Николаевны.

Отнести её тело в «морг», в этот паноптикум, жуткую кунсткамеру, где лежали трупы и с отрезанными Толиком головами, в ожидании пока или придёт весна и начнёт оттаивать земля, или будет посвободнее со временем; чтобы всех их скопом, в «братской», так сказать, закопать; а проще — замуровать в какой-нибудь теперь заброшенной теплотрассе, — как-то не поднялась рука. Не то чтобы какие-то предрассудки, но… чувствовалось, что это было бы как-то неправильно.