Крысиная башня-2

Они говорили в самом большом помещении «Норы», в подвале, возле большой гудронной печи; которую после того, как им достались наливняки с топливом, больше уже не топили, вполне обходясь солярогазом и примусом, другими более «экологичными» средствами обогрева и приготовления пищи. Вот и сейчас в «кухонной зоне» сипела паяльная лампа, грея котёл с водой; привычно воняло смесью разных нефтепродуктов; почти неразличимо бормотал, периодически переходя на музыку, радиоприёмник; возле кухонных столов разговаривали готовящие завтрак женщины. Доносился и разговор:

— …и не встаёт. Не может. В туалет — кое-как, с бабы Лизы помощью. А у Генки — температура.

— Это нормально. Елизавета Фёдоровна говорит, что нормально. Что обойдётся, даст бог. Главное — пришёл.

— …достал. Обе достал. Оберст. Говорит, — вообще это женщины должны уметь делать. Говорит, надо было в мирное-то время не сериалы смотреть, а на курсы как их… на пармедиков идти. Или медсестёр. То, говорит, куда это годится! — пулю не могут вынуть!

— Там картечь.

— Знаю. Теперь уж и я… разбираюсь, да. Теперь. Раньше надо было, конечно, учиться.

— …не очень-то я сериалы и смотрела…

— Да что там — все мы смотрели. Если б знать, что надо будет! Да кто ж знал. Когда вот это всё началось, ну, помнишь — весной. Соседи уезжали, продавали свой телевизор, — большой, плазменный. Я, скока было, всё достала, с книжки сняла; и есчо серёжки золотые, бабушкины — всё, им, за плазму эту. Купила. Очень выгодно это было — они недорого продавали. Тогда казалось недорого. Думала невестке подарю…

— Ну?

— Так и стоит, поди, дома-то. Кому он теперь нужен. Лучше б перца купила. Горошком. Помнишь — копейки ведь стоил, во всех магазинах! Сейчас поди найди… Или эти, приправы эти. Ну, сушёные. Их ещё по телевизору тогда всё время рекламировали, помнишь?

— Мивина, что ли?

— Мивина — это, вроде, для кошек… хотя я уже не помню, честно говоря. Ну, такие, приправы, в пакетиках — помнишь?

— Да помню. Химия там сплошная. И эти — глутоматы.

— Да пускай. Зато стоили копейки и хранились долго. Как вспомню… тогда, когда, помнишь — только объявили о начале «нормированного отпуска продуктов» — ну, кроме спец-магазинов. Мы в тот день в «Гекторе» были — как вспомню… Ведь всё, всё-всё было! — а набрали тогда ерунды какой-то… Знать бы что понадобится… А сейчас… хорошо вот хоть соль есть. Пока. Сейчас бы чего туда ещё для вкуса!..

— Надо посмотреть, — Володя с Женькой много чего вчера привезли. Мы же только вон фасоль взяли. Надо посмотреть…

— И правда! Чо это мы. Пойдём, по-быстрому просмотрим…

— …а за телевизор не переживай, — что так, что на книжке деньги бы пропали, — какая разница!

— Серёжки жалко.

— Это да. Это верно.

Ушли.

А Гузель закончила:

— И я бы не поехала, если бы… если бы знала. Пусть уж лучше там, со всеми! Если… да что «если», — я ведь вижу. Нет возможности…

Голос её дрогнул, но закончила она по-прежнему ровно:

— И, получается, лишняя я здесь! Значит нечего мне тут и делать. Сегодня ещё здесь, а завтра с утра — назад. Тот дядечка, что на воротах нас встречал, сегодня, как обещал, овса для Орлика принёс. Накормлю, возьму с собой — и домой.

— Куда «домой»?..

— Туда. В Озерье. Там мой дом сейчас.

Владимир испытующе посмотрел ей в лицо. Додавливает его, что ли? Чувствуется, это, элемент давления. Умеют женщины вот эдак… что невольно начинаешь чувствовать себя подонком и слабаком.

Нет. По ней видно — и в самом деле, соберётся — и обратно!.. Верхом. Даже без оружия. Куда? На блокированный Пригорок? Чем она им там поможет, как? Но… а видно ведь — поедет. Потому что «у неё там дом». А дом, семью, друзей нельзя бросать в беде. Как бы тебе не было при этом плохо, и какой бы малостью ты вообще не мог им помочь. В конце концов — погибнуть вместе. Это же — дом. Дом. Нельзя не пытаться помочь. Хоть чем-то.

А Гузель красивая… прямо очень красивая. Особенно сейчас, когда — это видно! — меньше всего думает о том, как он выглядит в его глазах. По её понятиям он — изменил, и всё между ними кончено. Но — он их и спас; и он — последняя надежда на помощь общине! Или не так? Кожа лица такая гладкая, как велюр прямо; так и хочется прижаться губами. И губы у неё… обветренные, но это её совершенно не портит. Такие… такие губы…

Гузель что-то увидела в его взгляде, — недоумённо взглянула. А он неожиданно для себя выпалил:

— Ты погоди. Может вместе поедем.

— Ты что?? — в красивых, чуть раскосых по-восточному глазах, плеснулось изумление.

А он продолжил:

— Ты это насчёт «дома» — правильно. Только зря вот так разделяешь: что «я» — и община. Меня ведь никто из общины не изгонял! — помнишь? Напротив, я тут как бы в командировке. Так что и мой дом — там. И Вовчик — друг. И — ты…

* * *