Крысиная башня

Они успевали увернуться, отпрянуть при выпадах, ножи взблескивали коротко… Я видел, что они пытаются достать друг друга по рукам, держащим ножи, и вспомнил, что говорил на эту тему батя. Но они оба были очень быстрые, особенно толстый гопник, он был молодой, и мне реально стало страшно за батю, я только не знал что делать. Прямо до слез. Уж очень быстро они вертелись. Какой-то ступор…Тут я подумал, что нужно чем-то кинуть в этого урода, и быстро стал оглядываться по сторонам, ища что-нибудь тяжелое… Сердце у меня стучало чуть не в горле, от адреналина тряслись руки…

Пару раз ножи лязгали, столкнувшись лезвиями; уже оба получили неглубокие порезы. Но тут батя сделал нечто неожиданное: когда от его выпада гопик отпрянул; а он быстро и резко наклонился, даже встал на одно колено, кажется; потянулся — и всадил нож коротко тому в выставленную вперед ногу, прямо чуть выше кроссовка. Коротко так всадил, но видно, что основательно, так, что гопник заорал дико и отдернул ногу, при этом чуть не упал; и махнул ножом, стараясь сверху достать батю, но тот уже отпрыгнул, при этом упал — но быстро перекатился через плечо, и через мгновение опять был на ногах… А гопник сразу охромел, и замахал ножом еще быстрее, но явно суматошнее — но двигался уже с трудом, прихрамывая и подволакивая ногу, штанина которой вся набухала кровью, так, что брызги летели вокруг при его движениях…

Батя закружил вокруг него, нож порхал в его руке. Этот толстый скот теперь стал поскуливать при движениях, и меня жаром обдала радость, что батя справится, обязательно ТЕПЕРЬ справится; и я воспрянул — что я-то стою, нас же двое, а этот урод пока один… Ступор прошел. Я сразу увидел камень, приличный такой, с два кулака, поднял его и стал примериваться, как бы засадить этому уроду в башку, и батю не зацепить. Но батя справился быстрее. Толстый урод с проколотой ногой стал неуклюжим, батя теперь кружил около него как-то хищно, как-то подавляюще, гопник отмахивался и уже скулил… ррраз! И батя с выпадом полоснул ему по щеке, так, что полщеки отвалилась и хлынула кровь… Даже, кажется, зубы сквозь разваленную щеку стало видно на мгновение.

Толстый взвизгнул и прижал обе руки к лицу, и тут же батя наотмашь резанул ему по руке, держащей нож, прямо по кисти. Нож аж, кажется, свистнул, мелькнув как молния; толстый дико заорал, нож его звякнул об асфальт… Все, свободен!.. Батя отскочил. И у меня ступора как ни бывало!! Тут и я залепил гаду камнем в башку! Качественно, прямо в лоб над правым глазом. От удара тот упал. А мне хотелось размазать гада! Рвать его, падлу, втоптать в землю! Но батя схватил меня за рукав и потащил от свалившегося на асфальт и утробно воющего гада.

Мы бежали какими-то задворками, я слышал, как тяжело дышит отец.

— Не по возрасту мне с молодыми драться… Идиот, какой идиот… — бормотал он задышливо, — Какого черта я не взял его с собой… Патрулей, черт, опасался… Не того надо опасаться.

Когда мы уже довольно далеко отбежали от того места, сзади послышались крики и топот. Нас ищут, точно. Но Башня была уже совсем рядом. Мы уже были у угла дома, оставалось завернуть — и наш подъезд, когда они нас увидели. Раздались крики.

— Вон, вон они! Сюда! — и уже приближающийся топот. Мы свернули за угол, — батя уже держал в руках чип от дверного замка; а я просто молился, можно сказать, чтобы не было проблем с магнитным замком, — иногда это случалось, при участившихся перебоях с электричеством, и тогда подъезд запирали изнутри на засов, и чтобы открыли придется долго стучать…

И тут от подъезда в полумраке нам навстречу шагнула темная фигура — широкоплечий парень в черной куртке, черных джинсах.

У меня все внутри оборвалось — попали…

Мы с батей притормозили; и вдруг, против ожидания, батя не испугался, не дернулся, не схватился за нож. Вдруг я понял, — батя, напротив, успокоился; и даже дышать стал ровнее.

— Ты??.

— А ты кого ждал? Старуху с косой?… Кого звал.

— Ну, здравствуй… братуха!

— Сто лет не виделись, брателло!

Они обнялись.

Я ничего не понимал.

Из- за угла, тяжело дыша, вылетили двое гопников, совсем еще пацанов, тяжело дышащих от бега; потом еще один. Увидели нас, и встали как вкопанные. Батя и парень в черном едва бросили на них взгляд. Батя, уже успокаивая дыхание, протянул мне чип от подъезда:

— Иди, Серый. Я сейчас. Мы сейчас.

Он вдруг стал на удивление спокоен, как будто не мы сейчас мчались сломя голову от этих вот пацанов.

Парень поднял с асфальта стоявшую у ног сумку и протянул ее мне:

— На, племяш, унеси. Мы… Мы сейчас.

Я принял нетяжелую дорожную сумку и взглянул ему в лицо, — чем-то он показался мне очень знаком, хотя я мог бы поклясться, что раньше никогда его не видел. Или видел?… Моложе бати лет на десять — пятнадцать, широкоплечий и крепкий, и очень уверенный в себе. В отблеске окон сверкнули его желтые, какие-то кошачьи глаза. «Племяш?…»