Крысиная нора

Во время завтрака мы пока сидим парами по национальному признаку: Первый, он же — американский майор Готлиб, рядом с ним Вторая — сержант Гордон. Ну и наш майор — Котов Виктор, а также я — полковник Дмитрий Быстров.

Наше предварительное обучение закончено. Для дальнейшей, более тонкой работы все мы четверо и подняты на привычный уровень общения. Мы теперь приближены к Уставу, действующему в Вооруженных силах России. А там этикет таков: ко всем чинам обращаются по званию. Генералитет же, как наиболее деликатная часть армии, предпочитает в разговоре между собой и ближайшими подчиненными упоминать имя-отчество. Этика, видите ли, у генералов особая… Эта перемена в обращении свидетельствует лишь об одном: о высоком и потустороннем можно экспериментаторам и испытуемым беседовать в доверительной форме. «Номера» такой возможности не давали.

Готлиб и Гордон о чем-то увлеченно беседуют по-английски. Я и Витя обмениваемся мнением о вкусе и калорийности пищи — по-русски. Но выражаем мы свои предпочтения как-то вяло, скорее, по инерции.

В последнее время Кот смотрит на меня, ну не волком, но определенно с некоторым недоумением. Мне понятен ход его рассуждений. Разве может перспективный полковник ГРУ, лучший боевой экстрасенс, якшаться с не очень-то даже симпатичной американкой? С точки зрения прагматика Вити, Света, генеральская дочь, намного интереснее… Но любовь, как известно, не подчиняется логике. Да и что делать, если она уже случилась?

А случилось, надо признать, это у меня впервые. Да, были в моей жизни встречи с женщинами, которые захватывали, будоражили сознание. И со Светой наши отношения шли по нарастающей. Они закончились все-таки долгожданным для потенциальной невесты браком. Но такое высочайшее парение внутри самого себя я не испытывал никогда.

Я и Бетси почти не обмениваемся взглядами. Однако ее волнительные, нежные флюиды во мне. А мои — в ней. Мы растворены друг в друге… Понятно, что Вите есть о чем подумать. А вот Арчи совсем не против моего и Гордон сближения. Выдержанный сенситив, как истинный ариец…

Аппаратура передвижной лаборатории еще не полностью настроена. Нам, курсантам, дается длительный отдых! Я звоню домой, в Москву, и долго разговариваю со Светой. Жена замечает мой «не тот» голос и обеспокоенно спрашивает:

— Что с тобой, Дима? Что-то произошло?

— Нет!.. Ничего!.. Все по-прежнему. Мы тут с утра до вечера занимаемся, отдохнуть даже толком нет возможности, — отнекиваюсь я и перевожу разговор на дочку.

С Леночкой все в порядке, растет. Недавно по просьбе старших Лариных Света отвезла дочку на генеральскую дачу. Там есть где ребенку побегать…

На этом я сворачиваю разговор. Можно, конечно, позвонить и Ольге Васильевне. Теща даст трубку Леночке, и я услышу милые, волнующие слова дочери.

Но я этого не делаю. Во-первых, женщины очень чувствительный народ, и если еще и Ольга Васильевна заметит, что мой голос «не тот»… Во-вторых, мне ужасно не хочется врать своим близким…

После окончания перерыва, громко объявленного на весь этаж дневальным, Котов говорит мне:

— Ты это, Дима… всерьез?..

— Всерьез и надолго, Кот, — отвечаю я.

Все мы, господа и товарищи, «номера», спускаемся на первый этаж. Здесь уже вовсю функционирует полновесная лаборатория. Мы, курсанты, будем выступать в роли подопытных мышей.

Я иду по лестничному проему вместе с экс-Тушкой.

— Бетси, — шепчу я. — Хочешь, я после отбоя приду к тебе?

— Нет, Дима. Любовь должна вызреть, как старое вино. Мне даже стала нравиться ее прелюдия: ожидание особенного, волнующего, чего я не испытывала никогда. Может быть, лучше ты придешь в номер отеля, уже в Нью-Йорке?

— Ладно, мы день пропустим. Тогда — завтра! — твердо решаю я.

— Нет, приходи лучше уже сегодня. Действительно, зачем терять столь драгоценное время, когда любовь бушует в груди? Просто я боюсь, как бы начальство не прихватило нас. Особенно я переживаю за тебя.

Она поднимает глаза. Я вижу в них прекрасную бездну и чуть ли не задыхаюсь от нахлынувшего чувства нежности.

В лаборатории мы приступаем к экспериментам с зеркалами Козырева[79].

Первым в помещение с зеркалами из «предбанника» захожу я.

— Добрый день, Дмитрий Павлович! — приветствует меня лаборант, женщина средних лет, приехавшая сюда из «хозяйства» генерала Бурлака.

— Добрый день, Анастасия! — откликаюсь я.

Давно меня не называли по имени-отчеству…

Лаборант из Москвы объясняет характер работы с зеркалами Козырева и сознается, что «принцип их действия на живой организм пока толком не знает никто».

— Выходит, мы, курсанты, будем подопытными кроликами? — спрашиваю я, проходя в середину спиралевидной конструкции. Это огромные, гнутые алюминиевые листы с нанесенным на них зеркальным покрытием.

— На состояние человека они отрицательно не влияют. Хотя… у некоторых неподготовленных лиц ощущается небольшой дискомфорт.

— Спасибо, Настя, за то, что считаешь меня и моих товарищей подготовленными.

— Кушайте на здоровье! — смеется лаборант и оставляет меня наедине с самим собой.