Якорь ворвался в квартиру, все еще тяжело дыша – ноги чуть согнуты, чтобы снять напряжение с колен, грудь бурно вздымается, автомат в напряженных руках слегка подрагивает, прищуренные глаза под стеклами противогаза моментально фиксируют каждую деталь обстановки.
– Чита, хватит спать! В темпе! – Дед с ходу принялся раздавать указания. – Маски на хера? Только фильтры бери, больше влезет. Галеты тоже на хер, в труху сотрешь.
Вслед за диггером в комнату, настороженно осматриваясь, вошла несостоявшаяся жертва. Оценив обстановку, она заметно расслабилась, дошла на дрожащих ногах до древнего дивана с остатками прогнившей обшивки и рухнула на него кулем. Якорь прошел на балкон, где Штык, не отрываясь от прицела, продолжал высматривать затаившихся мутантов.
– Сколько раз стрелял? – поинтересовался командир.
– Три.
– Всего троих уложили. Один – точно мой. Два из трех, значит. Неплохо, если учесть, что без пристрелки.
– Не-е, я три раза попал, – запротестовал Николай. – Последнему – в плечо.
– Подранок – это плохо, хотя не зверя бьем. Остальных не видать?
– Там, за автобусом. Не достану. Добить бы их, Дед, чтобы гнездо зачистить.
– С одной стороны, вестибюль зачистить надо, – согласился Якорь. – С другой – мы и так кучу патронов потратили. Через Выборгскую все равно вернуться не выйдет. Теперь уж точно. Угадай, кого мы с тобой спасли?
Штык оторвался от прицела, бросил пытливый взгляд на Деда, затем заглянул через окно в комнату.
– Сбежала невестушка, – сообщил Якорь, – вот молодежь пошла. И дня семейной жизни не вынесла. Я со своей бабкой тридцать лет прожил. Всякое бывало, конечно…
– Дед, смотри, по ходу, зеленые!
На дороге показались семеро. Каждый был облачен в темно-зеленый костюм химической защиты, под которым угадывались очертания бронежилета. Поверх капюшонов химзы надеты черные тактические шлемы. За спиной – рюкзаки в чехлах-непромокашках, с которых скатывались дождевые капли.
– Точно, зеленые! Тот высокий – Власов. – Николай разглядывал отряд в прицел.
– Вижу, не стрелять. Они настороже, похоже, нашу пальбу слышали.
– Власов тоже в бронике. Только у этой дылды бронь не по росту. Дед, ты бы ему в живот отсюда попал?
– Остынь, у нас задание. Вычислят, откуда выстрел – в два счета найдут и в расход пустят.
– Рюкзаки уже собраны, – произнес Штык после долгой паузы. – Можно Читу с Кристиной вниз отправить, во дворе спрячутся. Ты Власова уберешь, и удерем. Точно успеем.
– Палец с крючка убери. – Командир, аккуратно приблизившись, положил тяжелую руку Николаю на плечо.
– Они ведь не Кристину ищут, – озвучил Штык свой последний аргумент, – смотри, как уверенно идут. Торопятся. Дед, какое у нас задание? Кажись, у зеленых и Шаха на Выборгской один интерес был.
– Вот и пусть идут вперед. – Якорь сжал ладонь так, что плечо Николая захрустело. – Дорогу нам расчистят. А мы – за ними потихоньку.
– Сука зеленая, ненавижу, – процедил Штык, морщась от боли.
– За что?
– За все… – Николай замолчал, подбирая слова. – За то, что у него все есть. Оружие, деньги, власть. За то, что может по чужим станциям шастать и свои порядки наводить.
– Злопамятный ты, – констатировал Дед. – Если разобраться, что он лично тебе сделал? Это вы с Читой их первые обстреляли.
– Я не злопамятный, – ответил Штык, – я просто злой.
– Злой, – согласился командир, ослабив хватку и как-то неловко потрепав Николая по плечу, – эта злость как раз и вертит твою шестеренку. Я знал некоторых диггеров, которые на такой же злости многого добились. Могли через полгорода пройти и живыми вернуться. На одной только злости. На катастрофу, на мутантов, на собственную слабость, на что угодно. И из тебя получился бы отличный диггер в иных обстоятельствах. Злость, Штык, хороша, только когда ты – одиночка. Потому что всех вокруг твоя злость погубит. Шаха она уже погубила.
Голос Деда дрогнул и смолк. Николай, не дождавшись продолжения, убрал оптику от лица, обернулся. Якорь стоял к нему спиной, собираясь выйти с балкона.
– Мы с Читой уходим. У нас задание. Твой должок Шаху возвращать будем. Еще и Кристинка на нас. Дай нам фору и попробуй убить Власова. Только после этого ты – сам по себе.
Дед вышел. Из-за приоткрытой двери донеслись голоса. Громкий и обвиняющий – Кристины, оправдывающийся – Читы. Штык нежным движением погладил спусковой крючок, навел прицел в пах Власову. При стрельбе по мутантам он заметил, что либо прицел сбит, либо он сам во время выстрела чуть вздергивает ствол, но пуля ложится немного выше места прицеливания.
Не подозревающий о своей судьбе веганец мелкой трусцой двигался в самом центре отряда. Уверенный в собственной безопасности, он практически не озирался по сторонам, в то время как его сопровождающие то и дело вертели головами и стволами автоматов в разные стороны. Даже когда из-за ржавого остова автобуса выпрыгнули две гориллы, которых отряд встретил шквальным огнем, Власов, не произведший ни единого выстрела, выпрямился в полный рост, разглядывая сцену боя, будто бы издеваясь над притаившимся снайпером.