Крысобой. Мемуары срочной службы

Светлело, и казалось — теплеет, я так утомился, что вспотел. Шестаков нашел поваленную поперек оврага сосну, можно перейти, держась за ветки, я молчком выслушал его, впервые явственно на выдохе заболел правый бок, очень внутри. Я прижал боль локтем и кашлял, надрываясь, отплевывая под ноги и хрипло дыхая, ожидая приступа еще. Шестаков смотрел на меня жалкими глазами, беспомощно оборачивался то за овраг, то назад. Захотелось спать. Если б теплее.

На той стороне мы все двигались в гору, машины смолкли, толклись людские голоса — похоже на речное купание. Шестаков стянул меня с тропы, вел прямо на голоса, я искал подходящий пень, только приостановились, опустился на упавшую березу — ладно, и солнышко выкатило, свет просыхал на мокрых березах и капал. Только спину опереть не на что.

Впереди сажени на две выбрана земля до глины, изглаженной бульдозерными гусеницами — похоже на карьер кирпичного завода. По окружности впадины краснело погонами оцепление, прямо внизу я увидал помост из свежих досок. За помостом растопырились пожарные машины. Спиной к нам вольными рядами тянулись солдаты с черными погонами, задние сидели на корточках и курили.

Шестаков досадно оглянулся на мой кашель и привстал на носочках, на помосте показались офицеры, одинаково держали руки на животе, им выставили микрофон. Шестаков показал наверх — там, на противоположной стороне впадины, на легких металлических вышках виднелись люди с видеокамерами.

— Товарищи солдаты… Слышно меня? Подравнялись там! — Матерно захрипело. — Снять ремни, кокарды с головных уборов. Из карманов часы, авторучки, расчески, лезвия, если какой…

носит с собой, — вынуть. Класть к своему ремню взад строя. Командиры, проверяйте! Стать свободней, как люди. Чтоба рука ходила свободно. Проверьте, ходит рука? Что? Очки, значки тоже снять. Готовы? Командиры в укрытие! Что я… сказал? Я… стоять, как люди! Вольно, шапки сдвинуть с бровей, шинеля расстегнуть.

Я услыхал размеренное скрежетанье железа, вереницами по тропкам спускались люди в фуфайках милицейского цвета, в бронежилетах, в касках со стеклянным забралом, громыхали одинаковые, в рост человека щиты — накапливались за пожарными машинами, против солдатских толп, против нас. Краснопогонники из оцепления расступались, поднимались в лес. Мы было встали уйти, но детина с бесцветньми бровями, оказавшийся ближним к нам, бросил:

— Си-ди.

Шестакову не сиделось, хыкал — каждое слово с помоста било под дых, подскакивал, вторил движениям, завороженно улыбался, сжав кулаки у груди.

— Минуту слушаем еще. Кто плохо понимай — помогайте. Учебное занятие. Вы — народ, вроде граждан собрались. Толпа. Проявляют недовольство, выпады, угрозы нарушения беспорядка. Отмечается кидание камней. Вам дали картонные трубки, вот я держу, нам привезли с ткацкой фабрики, на такие наматывают волокна. В трубки положить глину, придать вес и кидаться. Можно глиной, кирпичом. Не целым! В кулак. Обратятся разойтись, вы — бросаете, оскорбляете власти. После предупреждения — учебное занятие по отражению. Не стоять, как в штаны наложил, толкаться, подножки, захваты. Закончим и прием пищи. Яс-на?!

Чернопогонники качались, подпрыгивали, зубоскалили, налегали на соседей плечом и весело-тревожно взглядывали на сомкнутый ряд щитов за машинами — щитоносцы набычились, не дышали, с такого расстояния незаметно дыхание.

— Давай! Вы — люди!

Топтались, выдыхали, толкались, через короткое время на помост вскочил командир.

— Я… не понял. Я… как сказал вести?! Какими… надо быть? Кончить, и обед! Или — мордой по снегу ползать. Проявлять борзость, вспомните, кто вы есть. Командиры… марш к своим!

К ближнему строю подбежал маленький капитан с еловой веткой, нарочито грубо вскричал:

— Вы-полнять! Кому сказано? — Стегал по спинам веткой, пока не сломал, и дальше, кому доставал, шлепал в затылок кулаком, дергал за хлястики. — Взво-од! Огонь! — Тише оканчивал: — По козлам. Бей красноту! Кто попадет в полковника — увольнение на двое суток!

В помост ударили первые снаряды — командиры с помоста спрыгивали кто куда, подымая сбитые огнем фуражки, скрылись за щиты, в щиты врезался град! Когда ловко пущенный комок глины тюкал в приподнявшуюся для обзора каску, чернопогонники хохотали, и дело двинулось весело — уже кидали не все, а кто навычней — выбегали на три широких шага, с размаху пускали снаряд, остальные набивали трубки, вышибали каблуками из-под снега куски кирпичей; щитоносцы держались, изредка поднимался какой-нибудь щит встретить посланный наверняка в лоб камень.

Из-за щитов голос, напомнивший мне прапорщика Свиридова, поддразнивал:

— Чернота! Чурбаны! Откуда дровишки? Два солдата из стройбата заменяют экскаватор!

— Граждане! Не поддавайтесь на хулиганствующие происки! Обращается губернатор Светлояра Гонтарь Николай Михайлович. Прекратите бросать камни!

Чернопогонники угомонились враз. К помосту перебежками подвели — точно я угадал — прапорщика Свиридова. Он взлез, снял шапку и перекрестился.