Крысобой. Мемуары срочной службы

— Не холодно? А вам? На месте у нас небольшое празднование, подготовили, что можем… Сами увидите, не стану предварять, — тараторил, то плаксиво жалясь, то потерянно усмехаясь. — Удобней смотреть с крыльца, надеюсь, одобрите, чтоб трибуну не городить, тут я осмелился распорядиться… И всем видны. Обратите внимание — с вашей стороны проезжаем птицефабрику, поселок птицефабрики, сама-то фабрика разбросана, несколько производств. Крупнейшая в области. Договор с немцами заключили на перо, но развитие сдерживает несовершенство нормативных… — Губин поперхнулся и больно потискал пальцами губы. — Позвольте, я занавеску задвину? Благодарю. Да-а, столько ждали. А теперь — не верится…

Веки у негра кроваво закраснели, он опустил широкий раздавленный нос с маленькими ноздрями и причмокивал.

Я не мог найти, на что возможно смотреть, и все не могли. Но вскоре я начал вслушиваться — у водителя играет? всплесками, мешаясь с птичьими отголосками людей, — просто мы подъезжаем. Мы мчались незрячими, и звуки для нас окрашивались и получали рост: там пробовали согласие золотые безбрежные оркестры, бухающие барабанами, расходились и схлестывались, и так же схлестывались внутри болезненным комком разминувшиеся под разные марши вдохи и выдохи, все пробивали гудки автомобилей. Мы словно сидели у растворенного в весну окна, когда все звуки свежи, значимы после зимней заклеенной глухоты, мы оказались на берегу вороньих кличей, спешащих каблуков, шершаво трущих о дорогу подошв — там текли реки, они текли строем и, пересекаясь, не смешивались; добавляли тревоги звуки непонятные, случайные, их доносил в щепоти ветер: какие-то жестяные удары, хлопки, как о пыльный ковер, словно лай собаки, стругающий кашель, и сверху всего звонко переламывался церковный звон, словно небо прохудилось, и с него сочились частые колокольные удары; долетало все поразительно, потому что человеческие голоса так сплотились, что казались тишиной, человеческие голоса не разделялись, безлико шумели, как прибой, вокруг, и я боялся дыхнуть, казалось, мы на дне — раздавит, по крыше ударят кулаки, брызнут стекла и руки потянутся к нам.

— Подъезжаем, — сгорбился Губин, откашлялся. — Под-ез-жаем! Город наш, посмотрите, красивый… — Пальцем очистил от занавески самый уголок окна и приложил глаз, отправив фуражку на затылок.

Негр беспокойно пересел, посжимал-разжимал кулаки, пофыркивая, как собака — душно, и страшно вспотеть. Спросить бы воды.

Губин ощупью нажал переговорное устройство.

— Вплотную к кинобудке, к двери! Покажи им пропуск. Выйди постучись — откроют. И сам уходи на площадь. После одного человека отвезешь на вокзал. — Спина у Губина бугрилась, он кратко глянул в зеркало, неузнающе мазнул глазами в нашу сторону.

— Ну. Пойду!

— А вот скажите, скажите, — распаляясь, залопотал негр, обиженно подергивая головой. — А вот я слышал: вы имеете значительные раскопки археологии. Их желаете показывать?

Губин, казалось, удивился и после неприятной заминки уверенно, но медленно подтвердил:

— Верно. Есть действительно ценное месторождение, — говорил почему-то преимущественно мне. — Целый город. Но это не совсем здесь. Дальше. На берегу озера. Красивое место. Жаль, что не можете дольше остаться. А то — оставайтесь. — Стараясь улыбнуться. — Будем рады. Что-нибудь придумаем.

На улице он расправлялся:

— Охрану отсюда! Убирайте, убирайте всех!

Что?! Грохот затопил нас, тяжелые страшные марши, запаленные выдохи тел — это негр бездумно включил телевизор, и мы завороженно уставились: неузнаваемая площадь, покрытая шапками и плечами, сплошь осененная знаменами, как травой, раскачивалась вокруг переливающейся массы оркестров, грохотавших, грохотавших, как сердце, гнавших волны от себя; площадь лежала как шерсть, как брюхо зверя, расставившего свои косматые конечности в улицы и переулки, и молчала; жутко, словно мы слышим трепет каждого знамени; в телевизоре пошуршало, и близкий голос буднично сообщил:

— В гостинице «Дон» подходит к концу представление Президенту России и Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций руководителей города и области. Сейчас наши гости в сопровождении губернатора Виктора Алексеевича Губина, которому, как стало известно буквально только что, указом Президента присвоено звание генерал-майора, выйдут на крыльцо гостиницы и примут участие в праздновании открытия памятника «Исток Дона».

Марши оборвались по едва уловимому муравьиному взмаху, набрали воздуха, и общей мощью загрохотал гимн.