Крысолов

Шкатулка — для слез — грустно говорила себе Ольга. Если бы стала писательницей, то подошло бы для названия. Алконостов бы, ну конечно же, посмеялся. Что поделаешь: в английском нет слова «пошлость». Тогда лучше фильм. Пусть Спегенберг продаст сценаристам из Холливуда. «Федор! — издевка над Буленом. — Давай засадим тебя за сценарий „Мести черной вдовы“?»

«Вот! — возгласит он в ответ. — Ты видишь? Армяшка не надул: янтарь — настоящий. Здесь маленькая муха внутри — вроде тех, что разводили у Ильи в лаборатории…»

2.

«Я всегда разгадываю, — объявит ей Спегенберг, — о чем вы думаете, когда вот так просто сидите с нами…» — Ольга, разумеется, промолчит. «О чем можно думать, милый Павлик? — о, буленовская бесцеремонность — он давно выкинул наставления Фигенфинкеля. — Например, о брильянтах-тах-тах!» Булен всегда рад своей шутке (так что «коктейль пирата» — свежая его страстишка — скачет, как в шторм, у него в руке). Спегенберг подстраивается к веселью, вежливо царапает ногтем янтарь шкатулки — представьте, вижу впервые! — а поэт Алконостов («Он оскандалился сейчас романом про любовь к… прости, Олюшка… Молчу»), а поэт Алконостов, оказывается, давно сравнил Ольгин взгляд со светом, идущим из янтаря.

«Между прочим, — Булен в ударе, — как вам мое бонмо Карл Мракс? Нет, не Маркс — а Мракс! Как бы вы перевели это на английский? Господин Божидаров, например, в восторге…» — «Mrax? Mrax?» — «Именно так, сударь…» — «А если Gloomx? Или Darknex? Mdarknex! Mdarknex! Нет, я бессилен…» — «Напротив, — Булен мясисто поаплодировал, — напротив…»

Кстати, поблекший Божидаров благодаря Спегенбергу поправит здоровье (соответственно, сначала денежные дела). В том же «Лайфе» Спегенберг споспешествовал втиснуть Божидарову фельетон. Нет, этого не хватит полностью на холливудские зубы (Божидаров щелкал челюстями, говоря, что в борьбе с марксизмом они еще пригодятся) — но ведь будут и следующие статьи.

Компатриоты (коллеги по цеху русских мыслителей-эмигрантов) начнут фыркать: просто Божидарчик попал в тон не слишком взыскательной аудитории америкэна (говорить про нижнее белье! до чего докатились!).

— Зависть, — резюмирует Божидаров, делая коктейлем хры-кы-кы в горле (климат здешний, видите ли, корябает бронхи).

У болгарина был несомненный перевес против других мыслителей: ему прискучили поиски вселенских ответов на вселенское зло. Нащупайте сразу у вашего оппонента пупочную грыжу — давно стало его девизом. Кажется, Божидаров-старший имел в Петербурге обширную практику: в том числе, как уверял сын, излечил от французской болезни поэта Некрасова. «Как же?» (гуднул Булен внутрь стакана). «Горчишниками». «От веселых горнишных, тра-та-та, — напевал врач, оборачивая поэта компрессом, — лечатся горчишниками, тра-та-та».

Длинным вечером (когда с океана плывет, плывет пропитанный влагой воздух, а зелень садов прошибает росой) Божидаров (вместе с другими) угощался коктейлями у Буленбейцеров. Американцев он купил панибратством с кремлевскими каннибалами. «Сталин? — кашлял Божидаров напитком пирата. — Да просто шашлычник!» Булен лопался. Спегенберг (отмечала Ольга), прежде чем смеяться, оборачивался к ней (вы разрешаете?). Джордж Дэвидсон (его привел Спегенберг) гоготал залихватски, хлопая ладонями по вскрикивающему плетеному столу. Кто бы мог прознать, что за маской американского оптимиста (вот они, сюрпризы консервирования тунца!) — укрыт литератор-неудачник, впрочем, терпеливый, если так смеется. Истинно-американская настойчивость. (При бедности американской словесности большой шанс выскочить в мастера слова — главное, избежать преждевременного паралича.) Дэвидсон спросил вдруг Ольгу, можно ли описать их жизнь? Вот вопросец.

Еще — чета соседей. Отставной генерал Гладстон — «Нет, британского премьера я не числю среди своей родни, уа, уа, уа, уа» — и его пересохшая жена-обезьянка — «Я видела вас в „Лайфе“. Когда-то, — попробует дотянуться до уха шепнуть, — я была такой-же, хи-хи, неотразимой. У нас, как видите, получился качественный брак. Хотя, признаюсь, было трудно следить за его целомудрием. Он все-таки военный…» Еще — Боби Хольцман — акционерное общество, завод бетономешалок, окраска почему-то галстухов, вложение средств в промысел морских гадов — американец, — отрекомендуется он, дергаясь тиком, — в третьем поколении. Конечно, врет. Во втором.

«…Но теперь-то, — английский Божидарова всегда прихрамывал, — теперь-то перестали насаживать партийцев на шампур, что отменно делал шашлычник Джугашвили…» — «Джоасвили? Кто это?» — тихо спросит обезьянка супруга, он незаметно сдавил ей колено (впрочем, Ольга увидела — ей стало весело вдруг). «…Хочется помирать под перинами, а не под перилами. Если повезет, — втолковывал Божидаров американцам, — и сиганешь в колодец лестничного пролета…» Дэвидсон согласится (что он понимает в смраде Лубянки, дитя!).