Крысолов

— К вам приходил Косталевский? Вы в этом уверены? Может быть, не приходил, а птичкой порхнул в окошко? Но мы бы его и в этом случае… Фраза повисла в воздухе, и я припомнил, что нахожусь под колпаком, что мой телефон прослушивается и что Косталевского, разумеется, ждали. Но ждать и поймать — разные вещи. Мой вчерашний гость умел защищаться, причем не только гипноглифами; если верить его словам, он был способен на нечто большее. Он не распространялся, как ему удавалось распознать топтунов и избавиться от слежки, но эти приемы были, вероятно, эффективными, коль его не смогли разыскать за целый месяц. В конце концов, у психологов свои секреты, а Косталевский мог считаться выдающимся психологом. Член десяти академий, как-никак!

Я мстительно усмехнулся и сказал:

— Вы его не поймаете. Никогда, ни под каким видом! Не тот случай, Иван Иванович. Он как кошка — гуляет сам по себе. Захотел, и ко мне наведался… В дверь вошел, не в окно. Не сомневайтесь!

Видимо, Скуратов уже не сомневался, так как рявкнул, отставив дипломатию:

— Где он? Адрес, живо!

— Чего не знаю, того не знаю. Да и к чему вам адрес? Он сам меня нашел и попросил выступить посредником. Чтоб отвязались и от него, и от меня. Кстати, упоминались им кое-какие опасные игрушки… Так вот, имейте в виду, что он их уничтожил. Самым радикальным способом! Сунул под десятитонный пресс, они и не выдержали, лопнули. Пластик все-таки, стекло… — Где вы, там неприятности, — пробормотал остроносый. — Значит, арнатовские гипноглифы все-таки были у вас? А Косталевский их забрал? И вы ему отдали? — Гипноглифы? Какие гипноглифы? — Мой голос звучал в меру удивленно и в меру возмущенно. — Я и слова такого не знаю, Иван Иванович! Давайте-ка лучше делом займемся, урегулируем проблему, подпишем мирный договор и в заключение пожмем друг другу руки. Вы ведь этого тоже хотите. Или я не прав?

В трубке послышалось, как Скуратов переводит дух. Потом:

— Надо бы встретиться, Дмитрий Григорьевич. Такие проблемы не решаются по телефону.

— Встретимся, — пообещал я, — но не сейчас. Три раза мы с вами встречались, и дважды — при трупах. Не желаю, чтоб мой был следующим. Вот когда договоримся, тогда и назначайте свидание.

— Ладно, черт с вами! Чего вы хотите?

— Не я, а Косталевский. Договоренность такая: во-первых, он увольняется и ставит условие, чтобы имя его, в связи с известными вам предметами, нигде и никогда не упоминалось. Он считает свое открытие антигуманным. — Интеллигент хренов… — проскрежетало в трубке. — Гуманист недорезанный… — Во-вторых, — продолжал я, — Косталевский не возражает, если вы отыщете менее щепетильных специалистов, которые выступят восприемниками его работ — если угодно, авторами теории ментального резонанса. Найдутся такие? — В любых количествах, — заверил Иван Иванович. Тон у него стал пободрее. — Тогда — третье и последнее: регламент операции. За три-четыре ближайших дня Косталевский подготовит технологическое описание установки — той самой, которая в данный момент разобрана и уничтожена. Ну, вы понимаете, о чем речь… об агрегате, выпекающем “веселухи” и “почесухи”… может, кое-что еще. Этот документ я передам вашему ведомству, а вы позаботитесь, чтобы отставка Косталевского была воспринята спокойно. Гарантией спокойствия будет благодарность за беспорочную службу, на фирменном бланке, со всеми положенными подписями и печатями. Когда Косталевский ее получит, ждите второй документ: теоретическое обоснование целенаправленной стимуляции психической деятельности и эффекта ментального резонанса. Все будет изложено в подробностях и деталях и передано вам самим профессором. В эти его откровения я даже заглядывать не желаю. Зачем это мне? И кто я, в сущности, такой?.. Математик в отставке, утлый челн в водовороте случайности… Хотелось бы выбраться из него, и побыстрее. — Вы не утлый челн, а хитрый жук, — приговорил меня Скуратов. — Но это не принципиально. Вы, Хорошев, теперь для нас не интересны. Ни с какого боку… Ни вы, ни ваш покойный приятель, маг-недоумок, ни его убийцы… Нам Косталевский нужен.

— Ну, так я вам его преподнес и умываю руки. Максимум через четыре дня.

Согласны?

— Согласен. Но наблюдение с вас пока не снимается.

— Не возражаю. Посредников нужно беречь крепче свидетелей. Кстати, еще одно маленькое условие… Вы, Иван Иванович, действительно полковник? — Сомневаетесь?

— А что вас удивляет? Вчера вы были майор УБОП, сегодня — полковник ФСБ, а завтра — кто знает? — окажетесь генералом из армейского ГРУ. — Я — точно полковник, и точно из ФСБ, — с нажимом на слово “точно” произнес Скуратов. — И я точно не генерал. Генерал у нас уже имеется. В Москве.

— Вот и хорошо. Ему и будут переданы обещанные манускрипты. Еще раз напомню — в обмен на почетную отставку и благодарность.

— Э, постойте, Хорошев! — в голосе остроносого прозвучали тревожные нотки.

— У вас никак мания величия приключилась?