Крысолов или К вящей славе Божией

– Готов? Хорошо… – понтифекс привычно заложил руки за спину и вновь принялся неторопливо вышагивать по залу, впрочем, далеко не отходя от секретарского стола. – Пиши… Иннокентий, епископ, слуга слуг Божьих, всем верным Христа в Баварии, Суэбии, Франконии и Лотарингии привет и апостольское благословение… Следующим годом сто лет как отвоёван был Гроб Господень от попирающих Его неверных. Сто лет как потом и кровью великой был смыт позор бесчестия и святыни бесценные христианскому миру возвращены были… Однако ж грехами нашими тяжкими, равно как и глупостью и немощью нашей, вновь, посрамив себя, утратили мы Крест Животворящий, на коем Спаситель мира висел… Имущество наше другим отдано, и жилища наши в руках чужих. И дороги Сиона печалятся, ибо некому идти по ним на пир, а взамен ходят по ним лишь враги наши… Гроб же Господень, коему пророк предрекал славу непреходящую, вновь осквернён неверными и обесславлен… И сия слава наша, о коей сказал апостол, что нет славы большей, чем спасение через Крест Господень, ныне опять в руках вражеских… И сам Господь Иезус Христос, умерщвленный за нас, искупивший наше пленение Своим, отдавшись в руки неверных, ныне гоним из обиталища Своего… О чём наш Престол Апостольский, взирая на то, безмерно скорбит… Успеваешь?.. Пиши-пиши… – понтифекс сделал несколько шагов молча, постоял, покачиваясь с пятки на носок, потом вновь повернулся к секретарю. – Пиши… Нынче же пришла земля та в положение таковое, что ежели в скором времени помощь в трудностях оказана ей не будет, и не изломятся потуги языческие… малая толика верных христиан, тех, что отдали себя всецело защите наследия Господнего и служению Распнённому, кровью своей напоят стрелы вражеские, и мечи языческие увидят у горла своего… Великий плач разносится оттоль, коего прежде не слыхивали, и от воплей тех охрипло горло, и от слёз тех безмерных глаза ослабли… – Иннокентий увлёкся, голос его окреп и теперь гремел под гулкими, расписанными великолепными фресками, сводами зала: – Истинно говорю вам, сбудутся слова пророка: коль оставите Хиеросолйм, правая рука ваша не повинуется вам более, и язык к небу присохнет, ежели о нём не вспомните. И ныне стенает Престол Апостольский, и как трубный возвышает глас свой, народ христианский на поприще ратное поднимая… Отмстить за рану, нанесённую Распнённому, следуя словам: ты, идущий дорогой своею, внемли и взирай, видел ли ты скорби, подобные моим?!.. Успеваешь?.. Пиши… Посему, горя пламенным желанием к освобождению Земли Святой из рук нечестивых, посоветовавшись с мудрыми, хорошо знающими обстоятельства времени и места, и с одобрения Священной коллегии, мы постановляем… Да свершится так, чтоб через год с малым от нынешнего, к июньским календам следующего, одна тысяча сто девяносто девятого, года, все те, кто, пред Богом обет святой дав, воевать Гроб Господень отправиться решится… как и те, которые знамение креста на себя возложить решатся… так и прочие крестоносцы, и другие, которые крест свой впоследствии примут… а также с ними следующие и им вспомогающие… то есть все, кто за море, в земли хиеросолимские, отплыть предпримет, собрались в королевстве Сицилии… Одни, как им будет предписано, в Брундйзиуме, а другие – в Мёссане и в других местах, этим гаваням соседних… – Иннокентий вновь остановился рядом с капелланом и, глядя через его плечо, проследил, как тот заканчивает строчку. – Этим гаваням соседних… Так. Хорошо… Пиши дальше… Пиши, Хугулино, пиши…

– Ну что ж, миссер Диана, здесь вполне укромное место, чтобы можно было поговорить, не опасаясь чужих ушей…

Иннокентий и кардинал Петро Диана, спустившись по широкой беломраморной лестнице и пройдя через колоннаду, оказались в атриуме Латеранского дворца. Дворик действительно был пуст – обитатели Латерана, зная о том, что понтифекс облюбовал это место для своих уединённых раздумий и тайных деловых встреч, старались без крайней нужды здесь не появляться. Относительно небольшой – шагов сто на сто – квадрат двора был весь засажен самшитовым кустарником, сквозь который были проложены извилистые, мощёные камнем дорожки. То там, то тут, в небольших зелёных карманах, были устроены уютные, укрытые от любопытных взоров уголки с удобными широкими скамьями, вырезанными из чёрного африканского дерева. А в центре скверика босоногая каменная дева печально лила воду из кувшина в небольшой овальный бассейн с невысокими, зелёного мрамора, бортами и глазастыми жёлтыми и синими рыбами, выложенными цветной смальтой на дне…