Крысолов или К вящей славе Божией

Камерарий замолчал. Несколько мгновений в зале стояла гулкая тишина.

– Где?! Дайте мне!.. Это – точно, декан Конрад?!.. Покажите, я знаю его руку! Дайте взглянуть!.. – Грегорио Крес-центи, тряся бородой, упрямо пробирался сквозь толпу.

– Грегорио, успокойся! – запоздало крикнул ему вслед Петро Галлоциа.

Ценцио Савелли протянул навстречу подошедшему кардиналу письмо со свисающими с него печатями. Крес-центи жадно схватил пергамент и, приблизив к самому лицу, близоруко зашарил по нему носом.

– Где?!.. Где это?!.. Я не вижу тут!..

Камерарий молча ткнул в свиток пальцем.

– Хороший ход! Сильный!.. – всё ещё тихо, но так, чтобы услышали стоящие рядом, произнёс Октавиано Паоли.

– Ай да Савелли!

– И всё же я позволю себе не согласиться с тобой, брат Ценцио! – перекрывая вновь поплывший над головами ропот, громко сказал Петро Диана. – Вопрос о месте проведения консисториума, по моему глубокому убеждению, необходимо всесторонне обсудить. Я полагаю, что мы вполне бы могли собрать его и здесь, в Латеране. Я всемерно уважаю почтенного декана Конрада, но он действительно далеко и, конечно, не может знать всех наших реалий. Поэтому я предлагаю не торопиться, а хорошенько обдумать все возможности и вечером, после церемонии погребения, собраться ещё раз, чтобы более подробно, я бы сказал, более взвешенно обсудить этот вопрос. Обсудить его всесторонне. Чтобы каждый из присутствующих смог высказаться и аргументированно изложить свою точку зрения… И только после этого, после тщательного, я бы сказал, кропотливого изучения вопроса, мы бы смогли прийти к общему… э-э… согласованному… – он замолчал, подыскивая слова.

И в этот момент вперёд шагнул Лотарио Сеньи.

– Миссери!.. Миссери, внимание!.. Я прошу прощения за возможную дерзость суждений. Мне, как младшему по возрасту, надлежало бы, наверное, больше молчать и слушать. Как говорится, внимать мудрости убелённых сединами. Однако огонь святой веры жжёт мне сердце, заставляя искать слова!.. Миссери! Мы не о том спорим и не о том говорим! Разве дело в месте проведения консисториума?! Зачем мы сотрясаем понапрасну воздух?! Зачем мы тратим время на пустые слова, когда Господь требует от нас немедленных действий?! Ведь сказано устами Святого Иакоба: как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва!.. Миссери, я призываю вас в этот непростой час забыть о распрях! Забыть о личном и бренном! Нам даровано свыше высокое право, и на нас же возложена высокая ответственность! Святой Престол пуст! Не забывайте об этом, миссери! И каждый потерянный час несёт угрозу Святому Престолу, а значит, и всей Церкви!.. Трижды прав почтенный Конрад Оттон: нет никакой разницы в месте проведения консисториума, есть разница – кого выберет грядущий консисториум! Давайте, миссери, действительно, оставим все споры и прения на вечер. Но на вечер – на выборы! Давайте сохраним весь жар наших сердец и весь хлад ума на процедуру избрания нового понтифекса. Дабы, как опять сказал уважаемый всеми нами декан Конрад, выбрать наидостойнейшего! Того, кто сделает из нашей Церкви твердыню, неприступную для её врагов. Того, кто укрепит всемерно веру и искоренит гнусную ересь! Того, кто раз и навсегда вырвет из плена неверных Святую Землю с Гробом Господним! Того, кто деяниями своими вознесёт нашу Церковь к недосягаемым высотам! Того, наконец, кто – делами, а не словами! – заслужит не только любовь паствы, но и высочайшее одобрение Отца нашего Небесного!..

– Ты слишком горяч, мой мальчик. Слишком горяч… Тебе следует научиться сдерживать свои порывы… – Октавиано Паоли говорил неторопливо и негромко, и только лёгкая горечь, сквозящая в его словах, указывала на то, что кардинал-епископ расстроен. – Ты совершенно зря ввязался в дискуссию. Да ещё и… – он пошевелил губами, подыскивая слова. – Да ещё и поддержав… Может быть, и невольно, не желая того, но, по сути, именно поддержав позицию наших… э-э… оппонентов…

Они ехали в Септизониум. Каррука кардинала-епископа

– несколько громоздкая, но надёжная повозка, обшитая до уровня окон медными листами и украшенная по бокам фамильными гербами семьи Сёньи, – двигалась медленно: узкая улица была сплошь запружена людьми. Возница

– могучий корсиканец с копной чёрных, как смоль, волос и невероятно широкими плечами – давно уже слез с облучка и шёл впереди, ведя лошадей под уздцы и то и дело покрикивая на напирающую на повозку толпу, над которой он возвышался на добрую голову:

– Дорогу!.. Дорогу кардиналу-епископу!!.. А ну, прочь с дороги, каналья!!.. – его грозная внешность и свирепый голос, порой переходящий в откровенный рык, буквально сметали прохожих с пути.

Нудный дождь, не прекращавшийся с самого Рождества, уныло сеялся из низких свинцовых туч, красил город в серые тона, лениво стучал по покатой крыше карруки.