Крысы (сборник)

Потом все стало меняться. Неуважительно начала вести себя с ним молодежь. Ничего особенного — просто время от времени Гайлфойл слышал за спиной резкие ответы. Коллеги старше стали сторониться его. Они не избегали Генри, но в его компании чувствовали себя слегка напряженно. Гайлфойл списал это на свое скорое повышение по службе.

Однако вскоре он начал замечать двусмысленные ухмылки на лицах некоторых машинисток, а старая дева, мисс Робсон, даже перестала с ним разговаривать.

И наконец тот роковой день. Генри Гайлфойл только что вернулся с обеда из паба, где для него всегда был зарезервирован столик, когда он находился в городе. Он зашел в туалет, заперся в кабине, спустил брюки и сел. Задумавшись об одной сделке, которую он собирался провернуть, когда станет менеджером района. Генри рассеянно взглянул на дверь и похолодел. Дверь был покрыта рисунками, и все они были о нем. Очевидно, после того, как кто-то начал первым, это превратилось в игру. За рисунки даже выставлялись оценки. Грубые карикатуры изображали Гайлфойла и Френсиса. Ошибки быть не могло. Он сразу узнал юношу по длинным локонам, ниспадающим на лоб, и тонким чертам лица. Рисунки глумились над его любовью. Глумились жестоко и безобразно.

Кровь бросилась Генри в голову, на глазах выступили слезы. Как они посмели? Как могли они разрушить дорогую ему любовь? Эти грязные недоумки приходили сюда, в туалет, и, хихикая, корябали на двери.

С полчаса Гайлфойл тихо проплакал в туалете. Наконец до него дошло, как нелепо, как смешно все это выглядит со стороны: мужчина средних лет, влюбленный в юношу, сидит в туалете со спущенными штанами и рыдает над словами и рисунками тех, кто ничего не смыслит в его жизни.

Не в силах вернуться в контору и терпеть ухмылки так называемых друзей, Генри пошел домой и выпил там сразу целую бутылку виски. Так началось падение Генри Гайлфойла.

На следующий день он вышел на работу, но теперь все стало по-другому. Теперь он знал истинное отношение к себе и видел насмешку в каждом слове.

В обеденный перерыв Генри опять поехал домой, купив по дороге бутылку. Через две недели он пришел в себя, но Френсис к этому времени внезапно исчез. Он уехал не попрощавшись, а лишь оставив записку, в которой сообщал, что ему жаль уезжать, но он больше не может выносить насмешки и издевательства сослуживцев.

Генри отправился к Френсису домой. Мать юноши устроила ему скандал и ясно дала понять, что их роман закончился. Окончательно его убедила в этом ее угроза обратиться в полицию. Френсис был очень молод.

Падение Генри Гайлфойла было стремительным. Он потерял шансы на продвижение по службе и не знал, что послужило главной причиной этого: его репутация или то обстоятельство, что теперь он редко бывал трезвым. Скорее всего и то и другое.

Он уволился и переехал в Лондон, чтобы затеряться в море таких же потерпевших крах людей. Следующие шесть лет Генри работал мало, зато постоянно пил, пока не пропил все деньги. Его вышвыривали из квартир значительно чаще, чем он мог припомнить. Изредка он подрабатывал на рынках, чаще всего в Спиталфилдсе, толкая тележки и загружая машины. На заработанные гроши Генри покупал дешевую выпивку. Спал он где придется. Какое-то время ему удавалось удовлетворять свои сексуальные потребности в пыльных старых кинотеатрах. Правда, дважды ему угрожали: один раз потихоньку, второй — с громкими криками и кулаками. Свидетели его позора стали все зрители. В конце концов Генри Гайлфойл опустился так, что и это все стало ему недоступно. От него жутко воняло. Казалось, все поры его пропитала грязь, собранная на рынке и в сараях, где он ночевал. Все желания и потребности его тела были сожжены алкоголем.

Теперь его беспокоило только одно: как сберечь скудные заработки, чтобы купить очередное забвение?

Всю эту неделю Генри напряженно работал, сражаясь со своей страстью к спиртному, чтобы в субботу купить бутылку дешевого джина. Гайлфойл и сам не мог объяснить, как прожил целую неделю без выпивки. Наверное, помог образ бутылки, который ни на минуту не покидал его воображение.

* * *

Генри Гайлфойл, едва волоча ноги, брел по темным улицам вблизи доков. Голова у него кружилась, походка была неуверенной. Он залез через разбитое окно в какой-то заброшенный дом. В районе еще не расчищенных развалин через горы мусора, шатаясь, пробрался в его дальнюю часть — чтобы не нашли полицейские.

Он сел в углу комнаты, бывшей когда-то кухней, и поднес к губам бутылку. Почти опорожнив ее. Генри впал в пьяное оцепенение.