Крысы в городе

В это же время Катрич обходил последние квартиры последнего подъезда в доме на проспекте Победы. И здесь ему неожиданно повезло. В одной из квартир третьего этажа (Катрич шел сверху вниз) он свел знакомство с Таисией Михайловной Луки-ной, старушкой лет семидесяти пяти. Не познакомился, а именно свел знакомство в полном смысле слова.

На звонок дверь открыла невысокая худенькая женщина с седой, аккуратно уложенной прической. Она придирчиво прочитала документ, предъявленный Катричем, и предложила:

— Входите.

Он вошел в чистенькую однокомнатную квартиру, вымытую, ухоженную, или, как иногда говорят, «вылизанную». На небольшом коврике, сшитом из цветных шерстяных лоскутов, снял ботинки, не рискуя шагнуть дальше в обуви.

— Что вы, что вы, — почти испуганно воскликнула хозяйка.

— У вас так чисто, — признался он смущенно, — хоть на руках иди.

Польщенная похвалой хозяйка приветливо улыбнулась.

— Проходите прямо в комнату. Я сейчас вскипячу чай. Это не долго, он у меня еще теплый.

— Пожалуйста, не надо, — почти испуганно возразил Кат-рич. Гонять чаи, когда времени в обрез, а работы непочатый край, ему не очень хотелось.

— Нет уж, — сурово возразила Таисия Михайловна. — Все вопросы вы зададите за чаем. — Она понимающе посмотрела ему прямо в глаза. — Не пугайтесь, я вас не заболтаю. Будет так: вопрос — ответ. Но за столом.

Пришлось смириться.

Действительно, ждать пришлось совсем недолго. Чай, вазочки с белыми сухариками и вареньем появились на столе в один миг, и хозяйка села напротив Катрича.

— Признаться, я ждала, когда вы ко мне заглянете.

— Что так?

— Соседей опрашивали, все возбуждены, никто ничего не знает, не видел, а мне есть что сказать.

— Вы что-то видели? Расскажите, не бойтесь. Таисия Михайловна посмотрела на Катрича, как ему показалось, с жалостью.

— А чего мне бояться, сынок? Я свое отбоялась. Когда была медсестрой на Днепре, потом в Берлине. Что меня теперь может испугать, если даже своей смерти жду без испуга?

Катрич не дал хозяйке продолжить тему.

— Понял вас, Таисия Михайловна. Так что же вы видели?

— Ну, если ждете какие-нибудь ужасы, ничего такого не было. Просто, на мой старушеский взгляд, кое-что кажется сейчас подозрительным.

Она снова проницательно взглянула на Катрича. Тот промолчал. Она продолжала:

— В тот вечер… Да вы пейте, пейте чай… Мы с Варварой Андреевной, соседкой со второго этажа, сидели во дворе на своем обычном месте. Дышали воздухом, называется. У нас, знаете, окна выходят на запад и к вечеру в квартире становится душновато. Да вы пейте, пейте…

Катрич послушно отхлебывал из стакана горячий чай, а чутье бывалого охотника за неизвестным подсказывало — возможно, именно сейчас он возьмет след.

— Значит, сидим мы…

— Таисия Михайловна, извините, что перебиваю, но, может, прямо сейчас мы пройдем туда, где вы сидели? Вас это не обременит?,

— Как угодно, только допейте чай…

Они спустились по лестнице, вышли из подъезда, и Таисия Михайловна семенящими шажками двинулась через двор. Миновала детскую площадку с поломанными качелями и песочницей, из которой жильцы растащили песок для любимых котов. У серой стены бойлерной, плотно прижатая к бетону, стояла тяжелая бульварная скамейка со сломанной чугунной ножкой.

— Мы здесь всегда сидим, — объяснила Таисия Михайловна и опустилась на скамейку. — Устраивайтесь рядом.

Катрич сел. Огляделся. От стены бойлерной, нагретой солнцем, тянуло сухим теплом. Большой унылый двор просматривался отлично. Старушки знали, где расположиться, — и тепло, и все видно.

— Итак, что вы отсюда увидели?

— Вначале напомню, что незадолго до события в наш дом стал носить рекламные выпуски газет новый письмоносец. До него работала женщина. Суровая такая, всем всегда недовольная. Ее даже спросить ни о нем нельзя было. Буркнет в ответ что-то, не поймешь, ответила или обругала. Вдруг она исчезла. И появился мужик. — Таисия Михайловна бросила быстрый взгляд на Катрича и поправилась: — Мужчина. Очень тихий и неприметный. Серый халат из сатина, серые брючки, кепка на глаза…

— И что он?

— Все вроде нормально, но мы с Варварой Андреевной вредные бабки. Своих дел у нас мало осталось, так мы тут о чужих талдычим. С нашего энпэ, — военное слово поразило Катрича, но он вспомнил о боевом прошлом собеседницы и все принял как должное, — далеко и хорошо видно. А вот нас со двора — не очень. Мы глядим и все, что заметили, обсуждаем. Так и появилось у нас подозрение. Не в первый день, а уже позже. Знаете, как говорят? Хорошая мысля приходит опосля.

Катрич улыбнулся. О том, когда и как приходит мысля, он и сам давно знал.

— И какая же мысля пришла? — спросил он осторожно. Катричу понравилось, что, рассказывая о том, что они с подругой любят посплетничать о чужих делах (кто из женщин этого не любит!), Таисия Михайловна словно бы каялась в этом.

— В тот день почтальон пришел во второй подъезд в неурочное время.

— Как это понять?

— Обычно рекламу разносили на день раньше и по утрам, а не после обеда.

— Понял, что дальше?

— Мы видели, как в свой подъезд вошел господин Порохов. Простите, назвать товарищем язык не поворачивается.