— Я бы сказал, как баклажан, Верочка ведро тонального крема изводит, чтобы придать его сизой физиономии телесный оттенок…
— Час от часу не легче, то одно, то другое.
— У вас какие-то неприятности, моя дорогая? — Гридасов аккуратно прислонил вилку и нож на край тарелки, оторвал взгляд от еды и пристально посмотрел на Ольгу.
— Да, то есть, нет…
«Чуть не проговорилась! — подумала Лобенко. — Боже упаси, посвящать таких влиятельных людей как Гридасов в свои личные проблемы. Коммерсанты считают человеческий фактор слишком сентиментальной, а потому совершенно излишней, составляющей в производстве бизнеса», — вслух же добавила:
— Просто, боюсь тоже остаться «за бортом».
— О-о-о! Уверяю, моя дорогая, вам это не грозит, — Гридасов снова взялся за вилку и нож. — И я никогда не посмел бы портить вам трапезу плохими вестями…
— Вы хотите сказать, что закрытие программы — хорошая весть?
— Для вас — да.
Лобенко поправила очки на носу. А Гридасов приосанился, осознавая важность той информации, которую собирался девушке сообщить. Отставил в сторону опустошенную тарелку из-под биточков и приблизил к себе блюдо с запеканкой. Он чеканил каждое слово:
— В связи с тем, что ток-шоу «Волшебный ларец» себя изжило, но команда, делающая его, слаженная и мобильная, на ее основе учреждается новое акционерное общество. Его равноправные совладельцы — ваш канал и наша фирма. Это будет развлекательное телевидение. В основном, игровые и музыкальные программы. Создается совет по планированию и разработке новых передач. Вы в него входите.
— Я не поняла, это повышение или понижение?
— Разумеется, повышение. Более того, у вас есть прекрасная возможность продвинуться еще дальше. Если не ошибаюсь, вы заканчивали некий творческий вуз?
— ВГИК. Я — актриса по специальности… — от волнения Ольга частила. А вот креативный директор был по-прежнему невозмутим и размерен в своей речи:
— Вот и чудненько. Предложите интересный проект, сможете его же и вести.
— В смысле, обеспечивать функционирование, или работать ведущей в кадре?
— Возможны оба варианта. Решится со временем.
Дверь в кафе распахнулась, и в помещение вошел Вуд. В студийном костюме с люрексом, на этот раз, сиреневого оттенка. В руке он нес цилиндр, обшитый той же тканью. Минуя барную стойку, он прямиком направился к столику, за которым сидели Ольга Лобенко и Генрих Гридасов.
— Добрый день! Ребята, я вас потесню чуточку, забыл оставить свой реквизит в подсобке, — стараясь не смотреть коллегам в глаза, Александр отодвинул свободный стул и положил на него шляпу.
— Вы нас нисколько не стесните! Я как раз докушал свой скромный обед и удаляюсь. Приятного аппетита! Счастливо оставаться… — Гридасов откланялся и ушел.
Ольга, как тщательно ни пережевывала греческий салат, тоже успела его доесть. Однако уходить она пока не собиралась. Вуд это заметил и оживился.
— Тебе что-нибудь принести?
— Миндальное пирожное и зеленый чай.
— О’кей! А ты пока посторожи «сомбреро», все-таки казенное имущество.
Это была явная уловка, попытка задержать девушку. Кафе закрытое, кошелек преспокойно можно бросать на столе, не то, что бутафорский реквизит… Александру просто не хотелось обедать в одиночестве.
Ведущий «Волшебного ларца» вернулся с обещанным угощением, себе он взял шашлык из осетрины и стопку водки.
«Спиртное перед записью, это что-то новенькое», — подумала девушка и отметила, что грима на лице соседа по столику действительно многовато.
— Ну, за помин моего детища, — Вуд приподнял стопку.
— Так ты в курсе?
— Ну, если ты уже «в курсе», почему я должен быть «вне»? Судя по тому, что господин Гридасов не побрезговал с тобой сотрапезничать, ты остаешься в команде?
— Он полагает — да.
— Он не «полагает», он располагает.
— В смысле, как Господь Бог?
— Примерно. Генрих Ильич разве забыл упомянуть о таком маленьком пустячке, как его Генеральное директорство в новом АО?
— Ни фига себе!
— Это мне ни фига. А ему, как раз, до фига и больше!
— Не кипятись! Ты очень расстроился? — Ольга коснулась руки Вуда.
— По поводу увольнения? Увольнение — не смерть. Отдохну немного. Слава Богу, не всю заначку пропил. А там посмотрим.
Х Х Х Х Х
Лобенко неслась в гримерку, ей не терпелось поделиться последними новостями с Верочкой. Она не стала дожидаться лифта, по лестнице взмыла на второй этаж. В пролете едва не перевернула круглую напольную пепельницу на длинной ножке, зато налетела на некую рыжеволосую мадам в черном сарафане и рубашке с белым жабо. Мадам проводила ее колечками выпущенного изо рта бледного дыма. В Останкино к подобным «гонкам» привыкли. Двадцатый кабинет, девятнадцатый… вот и нужная дверь. Девушка толкнула ее растопыренной ладошкой.
Верочка сидела в кресле, лицом к окну. Больше в гримерной никого не было.
— Вер, ты уже знаешь?
Вера молчала.
— Раз не переспрашиваешь, что, — значит, знаешь. И почему мне не сказала? Тоже, подруга!
Опять тишина. Лобенко подкралась сзади, легонько взяла девушку за плечи, пригнулась к уху: