Крыжовенное варенье

Екатерина Ивановна не раскрывала своего секрета до тех пор, пока они не вышли из Собора в Комендантский сад. Яблони уже отцвели, осыпав дорожки белыми лепестками, увядающая сирень под моросящим дождём одурманивала запахом. Наталья Ивановна держалась с достоинством, и Натали старалась подражать ей, но внутри у неё всё подпрыгивало от нетерпения.

– Куда ты нас ведёшь, ma chere? – не выдержала затянувшегося молчания мать. – Нас ждёт ямщик, нужно забрать вещи и отпустить его.

Тётушка остановилась и повернулась к ним, озорно глядя сияющими глазами.

– Возьми, – она вынула из-за корсажа и протянула распечатанное письмо. – С ямщиком я улажу, перегрузим ваше добро в мою карету. А тебе пора!

– Куда?.. – начала было Наталья Ивановна, но, вчитавшись в письмо, зарумянилась и, схватив сестру за руку, воскликнула. – Спасибо! Я перед тобой в долгу!

– После сочтёмся! – отмахнулась тётушка. – Только вот про Натали я не подумала.

– Что? Что?! – Таша заметалась от матери к тётке, чувствуя, что упускает нечто важное.

– Екатерина Ивановна получила для меня высочайшее дозволение на свидание с Дмитрием. Здесь, в комендантском доме. Через час, – медленно, как бы не веря своим словам, произнесла мать.

Таша почувствовала, что сейчас упадёт в обморок.

– А я? – безнадёжно спросила она, глядя в отстранённое лицо матери.

Ответа она не услышала. В ушах зазвенели колокола, шум нарастал, взор застлала белая пелена. Когда туман рассеялся, Таша увидела обеспокоенную улыбку тётушки, склонившейся над ней. Сама девочка лежала на скамейке, на коленях матери.

– Ну слава богу! – Екатерина Ивановна убрала уксусницу, висевшую на шатлене, в складки платья. – Ты чего так распереживалась, ma petite fille?

– Я… – Наташа села и с мольбой повернулась к матери. – Маменька, возьмите меня с собой!

– Насчёт тебя здесь ничего не сказано.

Глядя на отчаянье девочки, Екатерина Ивановна вмешалась:

– Она же ребёнок! Попробуем договориться.

Старый одноногий комендант Сукин пугал Митю. Не то, чтобы тот был особенно груб, но всё-таки он считался главным в этой огромной крепости, поэтому Митя каждый раз боялся его прихода – вдруг принесёт какие-нибудь ужасные новости. Иногда бедняге снилось, что Сукин грохочет решёткой и приказывает: «На расстрел!» А потом Митя стоит перед строем солдат – все в белых штанах и красных мундирах – и на него направлено несколько десятков ружейных стволов. От команды: «Пли!» Митя всегда просыпался и с облегчением вспоминал, что он не военный, поэтому его наверняка не расстреляют.

В этот раз Сукин растворил решётку без лязга и пропустил вперёд себя майора-адъютанта Подушкина, который нёс Митин сюртук. Сердце Митино ёкнуло и упало куда-то в пятки.

– Одевайтесь, – почти любезно предложил комендант. – К вам гости. Бриться будете? Можно позвать брадобрея.

– К-к-какие гости? – недоумевающе спросил Дмитрий, пытаясь унять бешено стучащее сердце.

– Матушка ваша пожаловала с сестрицей. Не хотел я малолетнюю-то в крепость пускать, но как упрашивали! И глазища у неё огромные, и слёзы в них плещутся. Никому не устоять! В общем, жду вас у себя, – и Сукин вышел.

Через три четверти часа переодетый в чистое платье и выбритый Митя стоял перед Комендантским домом. Дождь явно недавно закончился, судя по лужам и хмурому небу, но и такое небо, и мокрая листва, и прохладный, пронизывающий отвыкшего от движения воздуха Митю ветерок, радовали бедного заключённого. Он ещё не успел даже поверить в саму возможность приезда матери. Сопровождающий Гончарова плац-майор постучал в дверь, впустил его внутрь, но сам остался на улице.

В доме коменданта было светло и уютно. За накрытым к чаю столом сидели, помимо Сукина, мать и Натали, обе бледные, в траурных платьях. Митя сразу испугался, не случилось ли чего, но и обрадовался. Мать встала к нему навстречу. Он неловко шагнул вперёд, обнял её стройную фигуру. Наталья Ивановна подняла голову, чтобы заглянуть сыну в лицо.

– Дмитрий, ты вырос, – произнесла она по-французски.

– Bonjour, maman, – ответил Митя и спросил встревоженно: – У вас всё в порядке? По кому траур? – он перевёл взгляд на Сукина и заметил, что тот поморщился.

– А, – чуть небрежно взмахнула рукой мать, делая шаг назад, – её величество Елизавета Алексеевна скончалась, упокой Господь её душу, – она перекрестилась. – Ты не знал?

– Мы здесь не в курсе новостей, простите, – снова посмотрел на Сукина Митя и тоже осенил себя крестом. Он не вполне понимал, как себя вести. Ему хотелось снова обнять мать, подхватить на руки Ташу – как же она повзрослела и посерьёзнела! – засыпать их обеих вопросами о сёстрах и братьях, пожаловаться на жизнь в крепости наконец, но присутствие коменданта сковывало ему тело и язык.

Генерал поймал его взгляд и пришёл на помощь:

– Да вы присаживайтесь, Дмитрий. Наливайте чаю, берите печенье. У нас здесь по-простому, без прислуги. Некоторые князья теряются, но вы-то не избалованный барчук, а наследник работящего достойного рода. Как, кстати, поживает ваш уважаемый свёкр? – обратился он к Наталье Ивановне.