Я брожу по комнатам, словно привидение… И листаю мысли-воспоминания, перечитываю на страницах прошлого все, что помню. И радуюсь своим сокровищам, которые хранятся в замшелых сундуках моей памяти. Я ощущаю важность присутствия в моей жизни людей, которые относились ко мне по-разному. Они рядом. Всегда. Приходят по очереди, и мы беседуем. Я продолжаю прятать в плюшевом туловище моего боевого товарища записки. Я не прекращала их писать и в клинике. Я обещала читать медсестрам, все, что пишу в блокноте. Я сочиняла стихи и демонстрировала им свое творчество, но однажды поняла, что это обман и притворство. Эти тупоголовые курицы не интересовались моей поэзией, а выполняли свою работу. Комплименты моему стихосложению – всего лишь пустышка. Восхищение – часть работы, за которую начисляют зарплату. Меня это задело и обидело. Я презираю лицемерие. Я продолжала читать им идиотские стишошки, которые выплевывал мой мозг, а втайне писала огрызки дневника.
Бумажки из блокнота бережно сложены. Я хранила их за плинтусом в клинике. При выписке забрала с собой дань моему единственному другу – плюшевому мишке, хранящемумои самые сокровенные мысли.
Я сижу в комнате за столом и смотрю на аккуратно выведенные буквы. И думаю, думаю, думаю… вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю…
Про МАТЬ…
Мать… я так и не смогла ее простить! Это моя идея про таблетки, я ей подсказала! В тот день, когда я пришла в сознание после долгого забытья… Голоса призывали мстить… Голоса были настойчивы, но я боролась. А потом я увидела ее в гостинице коленопреклоненной у ширинки гостя города. Это была грань. Моя грань. Голоса убедили – я должна была расставить все по местам. Мы сидели с ней на кухне. Пришлось долго и убедительно рассказывать истории про папиных любовниц, которые якобы чередой возникали в нашем доме и согревали его дряхлеющее тело пока мама тлела в объятиях молодого ловеласа… Я ее убедила, и она сделала все, как я хотела… Сознаюсь, у меня были сомнения: я боялась, что она не решится. Все-таки не зря я писала сказку! Шишка сделала свое дело: упала на Пчелку и размазала ее по поверхности Пня.
Записка, которую я написала специально для мамы:
Про ПАПУ И ГОЛУБЕВУ…
Что касается моего папочки – он не женился на Голубевой. Его ангел улетел. Я позвонила ей. Трубку взяла ее бабушка, я взволнованным голосом попросила бывшую одноклассницу к телефону. Затем назначила встречу в дешевом кафе. Долго мы говорили с Маринкой: пили водку, а я все плакала и рассказывала о грязных домогательствах моего отца, как он лишил меня невинности и мы с ним жили как муж и жена во время отсутствия Майи. Эта дура даже не догадалась поговорить с ним! Она поверила в мои страшные истории и исчезла навсегда из нашего дома! Разве это любовь? Если бы любила, была бы рядом!
Я спасла отца от жадной Голубевой!
Мои мысли кричали на обрывке бумажки:
Когда она сбежала, папа, конечно, тут же понял: это его вина и решил испить вина. Да так увлекся, что у него расщепилась печень. Он болел и страдал. Он сгорел быстро. Бедный! Он приходил ко мне в больницу еще пару раз. Мы почти не разговаривали. Молча сидели и улыбались друг другу, будто просили за все прощения. Я видела, что он угасает, но гнала мысли о его смерти. Когда стопы угасающего человека направлены в ворота смерти, мы уже не в состоянии что-то изменить. Приходится мириться. И молиться.
Для папы я вывела следующее: