Ксанкина бригантинка

Случайно оставшаяся в живых во время первой фашистской бомбежки, Евгения Карповна тут же пристала к беженцам, которые бесконечным потоком шли на восток. Вечером она догнала конный обоз — эвакуирующийся детский дом. Здесь она добровольно взяла на себя обязанности тяжело заболевшего директора детдома. Но на второй день фашистские самолеты уничтожили весь обоз. В живых осталось только пятеро старших мальчиков, успевших во время налета убежать в лес. С этими подростками Евгения Карповна стала лесными тропами пробираться на восток. Покоя для нее не стало ни днем ни ночью. Днем боялась напороться на фашистов и ни на шаг не отпускала от себя детей. А ночью тоже боялась всякой неожиданности и дрожала над ними, как наседка над цыплятами. Один раз, только единственный раз согласилась, чтобы Федя, который был самым старшим и сообразительным мальчиком, вышел на лесную поляну к ручью за водой, и до сих пор не может себе этого простить. Только скрылся Федя в зарослях ольшаника, сразу оттуда послышалось: «Хальт!» И тут же тревожный, предупреждающий крик Феди: «Фашисты!» Потом раздался выстрел, за которым последовала такая ураганная стрельба, что Евгения Карповна скорей увела остальных мальчишек в глубь леса. Гибель Феди сделала ее настолько осторожной, что дальше она вела своих мальчишек буквально за руку.

Наконец наткнулись на партизанский отряд. Командир рассказал учительнице о положении на фронте и посоветовал раздать детей в ближайшей деревне крестьянам.

Евгения Карповна так и сделала, а сама вернулась в отряд.

Партизанкой Евгения Карповна была бесстрашной и неутомимой.

И все время, пока партизанский отряд находился в этом районе, она не выпускала из поля зрения своих мальчишек.

А после войны, когда все демобилизованные возвращались к себе домой, Евгения Карповна поехала в Сорочицы, к «сынкам». Целый месяц моталась по областным учреждениям, пока всех не устроила на учебу с полным обеспечением.

И только после этого поехала она, совсем одинокая, в Подмосковье, искать единственную свою родственницу. Но той не оказалось в живых. Ехать больше было некуда и незачем. И Евгения Карповна тут же пошла в только что открывшийся, первый в районе пионерский лагерь воспитательницей. Однако после всего пережитого здесь она работать не смогла. Ей казалось, что вожатые да и педагоги слишком большую волю дают детям, слишком доверяют их самостоятельности.

Да, война кончилась, теперь в лесу не встретишь фашиста. Но мало ли что может случиться с ребенком, предоставленным самому себе!

И Евгения Карповна ушла работать в трудовую колонию для малолетних преступников. Здесь все дети были на виду.

Шла на эту работу с твердым убеждением, что в ребенке обязательно побеждает доброе начало. Но вскоре убедилась, что не всегда это так.

В трудовой колонии она поняла, что хулиганство и воровство калечат детей не меньше, чем их калечили бомбы фашистов.

«Хулиганов надо уничтожать так же, как и фашистов». Этих слов Максима Горького она раньше не понимала. А теперь убедилась, как он был бесконечно прав!

Сама того не замечая, Евгения Карповна стала подозрительной, недоверчивой и строгой. На этой работе здоровье ее так расшаталось, что, когда колония была закрыта, она решила вернуться в школу. Но пошла все же не в обычную десятилетку, а в школу-интернат, где потяжелей и все время можно быть с детьми. И, хотя здесь совсем не те ребята, что в трудовой колонии, Евгения Карповна по-прежнему, не меньше, чем бомб и пулеметных обстрелов, боится всяких вывихов, которые могут ворваться в детские души. И больше всего боится она лжи, воровства и хулиганства.

Только вот беда, сами ребята ее не понимают. То ли она им кажется жестокой, то ли бесчувственной… Но ведь это неправда! Не жестокая она. Ведь вот Лора как была с нею дружна! Словно с подружкой, долилась всеми своими тайнами.

А ведь тоже была девочка с характером. Евгения Карповна, идя к ней на именины, даже побаивалась, сумеет ли подойти к ней, найти общин язык. Начала она с того, что назвала восьмилетнюю Лору хозяйкой в доме. Девчурке это понравилось. Она тут же показала все, что умеет делать, и они привязались друг к другу навсегда.

Там получилось очень хорошо. Почему же здесь у нее не получается такой же задушевной дружбы с ребятами? То была дочь, а это чужие? Так нет, она их совсем не считает чужими. У той не было только матери. У этих, почти у большинства, нет никого. Здесь еще больше надо быть матерью. И она старается ею быть. А получается наоборот: ребята видят в ней злую мачеху…

«Знали б эти озорники, сколько бессонных ночей провела я из-за них!»

Посмотрев на часы, Евгения Карповна вдруг стала собираться. Одиннадцатый час. Надо пойти посмотреть, как они спят. Накинув легкий плащ, в туфлях на босу ногу, она, простуженно покашливая, вышла в коридорчик. Отодвинула дверной засов, сняла крючок, потянула за ручку, но дверь не открылась. Потянула сильней — не поддается. Дернула изо всей силы и только тут поняла, что дверь заперта снаружи. Сразу же перед ней мелькнуло озорное лицо Атнера…