КСАПА ХУЛИГАНКА

Четыре дня лес горел, семь дней дымил. Два дня мы коптили впрок мясо погибших животных. Потом мясо уже нельзя было коптить, и Мудр послал охотников на разведку во все стороны. Весь наш лес сгорел - от гор на восходе до гор на закате. От реки и до перевала. Жаркое лето было, дождей совсем не было. Теперь нет у нас леса, пепел под ногами, пепел на одежде, пепел на руках и на лицах. Сухой пепел серый, от пота чернеет. Пот в пепле светлые полоски промывает. Обугленные стволы под ногами. Трудно идти с грузом, перешагивать надо. Некоторые стволы пнешь - углями рассыпаются. Другие прочные, пнешь - только облако золы поднимается. Ветра нет, облако долго в воздухе висит.

Два раза Мудр привал устраивает. На третий раз стоянку объявляет. Солнце еще высоко стоит. Прошли мало, а устали сильно. Ксапа на холм забирается, дальнозоркую штуку достает, назад смотрит. Ко мне спешит, говорит что-то. "Человек, человек там", - рукой назад показывает. Да там не два человека, а два десятка, не меньше. Старые еще долго подтягиваться будут. Потому Мудр рано стоянку объявил, чтоб до ночи подтянулись.

Моя успокоиться не может. Мечталку среди женщин высмотрела, к ней бежит. Мечталка с девками вам ставит, моя у них шесты отбирает. Чуть не подрались. Я вспоминаю, что вчера Мудреныш говорил, подхожу, велю не спорить, а учиться у Ксапы и дать ей все, что просит.

Зря, наверно, так сказал. Моя два самых тонких шеста загубила. Каждый на пять частей ломает. Два длинных шеста на землю кладет, на них, поперек, короткие. И привязывает. Я не сразу понимаю, что волокушу делает. Чудную немного, но волокушу.

Потом оказывается, что эту волокушу вдвоем нести надо.

- НОСИЛКИ, - несколько раз повторяет Ксапа, указывая на свою волокушу. Пусть будет НОСИЛКИ. Смешное слово. Я беру два длинных ремня, длину отмеряю, чтоб ремень на плечах и шее лежал, привязываю к ручкам. Теперь вес не на руки приходится, а на шею и плечи. Руки только придерживают. Что я, волокуш не таскал?

Моя прибалдела сначала, потом обрадовалась, меня губами по щеке мазнула. Впереди встает, и идем мы с НОСИЛКИ к старой стоянке. Хотел спросить, зачем, да при всех неудобно. И не знаю, как спросить. Моя еще мало слов знает.

Понял, зачем идем. Недаром моя твердила: "человек, человек!". Вот он, на обгорелом стволе сидит. И зовут его Седой. Мать говорила, знатный охотник был. Ругаться любит. Его послушаешь - все теперь не так делают... То-то будет! Но виду не подаю, Ксапа затеяла, пусть сама и нарывается.

Ксапа кладет НОСИЛКИ под ноги Седому и приглашает его на них лечь. Слов не знает, поэтому сама ложится, пример показывает. Потом его за локоть хватает, к НОСИЛКЕ тянет. Седой сердится, я улыбаюсь да посмеиваюсь.

- Клык, что твоей бабе от меня надо? - не выдерживает Седой.

- Садись на волокушу, мы тебя как кабана понесем, смеюсь я.

- Сам дойду.

Надоело мне это.

- Ты до ночи идти будешь. А с тобой Мудр посоветоваться хочет. Нас за тобой послал. Мы молодые, ходим быстро.

- Так бы сразу и сказал, - перестает спорить Седой и садится на НОСИЛКИ.

Пока идем, я рассказываю ему, что волокуша эта называется НОСИЛКИ. Что моя ради них два шеста поломала и кучу ремней на куски изрезала.

К стоянке подходим, нас все общество встречает. И Мудр впереди. Сейчас Седой узнает, что я его обманул, опять ругаться будет...

- Мудр! - кричу я. - Я сказал, ты с Седым говорить хочешь!

Я тоже иногда умным бываю. Правду ведь говорю. Седой меня так понимает, а Мудр по-другому! Кладет Седому руку на плечо и уходят они тихо беседуя.

Моя отдышалась, опять лямку на шею набрасывает, в дорогу собирается. Не знаю, чем бы кончилось, но я Кремню хвастаюсь:

- За твоей матерью идем.

- ЧТО?! - ревет Кремень. Шагает к моей, рукой небрежно ее отодвигает, да так, что она с ходилок кувыркается. Сам в НОСИЛКИ запрягается.

- Ты, Кремень, чего мою женщину обижаешь? - еле поспеваю за ним. Молчит Кремень. Только сопит сердито да ногами работает.

Приносим мы его мать. Она легенькая по сравнению с Седым, и истории рассказывает.

А Ксапа тем временем затеяла вторую НОСИЛКИ делать. Бабы опять на нее кричат, кулаками грозят. Тут уж Кремень на них рявкает так, что мне страшно становится.

- Скажи им, чтоб помогали Ксапе, - подсказываю я. Кремень говорит. Бабы разбегаются, пока не побил. Мешать не будут.

Я помогаю Ксапе разорить второй вам, Кремень с Ворчуном идут за отцом Верного Глаза. А кто там дальше, я не вижу. Далеко до них.

Вторую НОСИЛКИ сделали. Мечталка говорит, я язык коверкаю. Надо говорить "носилка". Пусть будет носилка. Только идти собрались, Мудреныш велел мне третью носилку делать, отобрал мою носилку, ушел с Хвостом.

До темноты на трех носилках всех отставших перетаскали. Есть нечего, а все радостные, будто охотники с богатой добычей вернулись. Только Ксапа нерадостная, опять плачет вечером. Но уже не так плачет, а мне сквозь слезы что-то рассказать пытается. Я ее утешаю, а потом беру. Хорошо у нас получается. Дружно. Первый раз засыпает, меня обняв.