Двенадцать лет спустя американцам достался второй мир. Ранний эоцен. Чуть меньше пятидесяти миллионов лет назад. Похуже миоцена, но жить можно. Климат противный — жарко, влажно и душно. Как на Кубе. Я, правда, там не была. На Кубе, в смысле. В эоцене тоже не была… Что-то у меня с головой… Но слушай дальше.
Динозавры вымерли, но фауна эоцена очень сильно отличается от нашей. Современные млекопитающие только начали формироваться. Лошади чуть больше кошки, зато носороги — самые разные. Один даже саблезубый. Ты можешь представить саблезубого носорога?
— Нет, — честно отвечаю я. — Ни одного не видел, как я их представлю?
Но Ксапа не обращает внимания.
— Его зовут уинтатерий. Пять рогов на морде вверх торчат, и два клыка вниз. Страшила. Но американцы говорят, вкусный… А знаешь, какие птички американцам достались? Встань на цыпочки, вытяни руки вверх — и то до головы не достанешь. Если лосю пинка даст — все кости переломает.
Но самое интересное — в те времена география была другая. Это только кажется, что материки медленно двигаются. А если это «медленно» умножить на пятьдесят миллионов лет! Одни моря исчезают, другие появляются. Горы стареют. Леса превращаются в каменный уголь. В общем, американцам достался рай для геологов.
А еще восемь лет спустя свою планету поймали мы. В смысле, твою планету. Как всегда, совершили невозможное. И, как всегда, через жопу.
Невозможное — это потому что мелко прыгнули. Меньше сорока тысяч лет. На Земле уже появился человек разумный. Если точнее, кроманьонец. То есть, такой же, как мы. Того и гляди, неолитическая революция начнется. Все теоретики в один голос утверждали, что так мелко в прошлое прыгнуть нельзя. Болтали что-то о гравитационных гармониках галактического года в рукаве галактики. Я в этом не разбираюсь, но факт налицо. Мы здесь, и вы… тоже здесь. И вот из-за того, что вы здесь, все наши планы пошли кувырком. Мы связаны по рукам и ногам законами, которые еще не приняты. Все страны третий год спорят о законах относительно обитаемых миров, а нам пока разрешили только разведку. По возможности, без контактов с местным населением. Местное население — это ты. А контакты — это то, чем мы с тобой сейчас занимаемся. То есть, я рассказываю тебе, что и как у нас. Если наши узнают, я получу таких звездюлей, что мало не покажется.
— Ты нарушила законы своего общества, я так понял?
— Угу…
— Забудь! — я провожу пальцем по полоскам у нее на щеках. — Ты в нашем обществе.
— Тоже вариант, — отзывается Ксапа и покрепче прижимается ко мне. Только по голосу чувствую, не нравится ей это. К своим уйти хочет. Детей у нас нет, чего ей терять? Я же не Медведь, отпущу, если попросится.
— Ксап, а ты откуда прилетела?
— С третьей базы… Отсюда почти два часа лету. Больше восьмисот километров. Подожди, ты это к чему спросил?
— Да так…
— Знаю я твои «так». База в горах! Специально такое место выбрали, чтоб гостей не было. Без карты я ее всю жизнь искать буду. Пока шею среди скал не сверну. Так что не думай, никуда я от тебя не уйду…
И носом хлюпает.
— Ксап, у нас детей нет — это потому что ты из другого мира пришла?
Дернулась, как будто я ее ударил. Стрельнула на меня глазами и в землю уставилась, губы кусает. Дураком я был, дураком и помру. Мудр когда еще почуял, что здесь не все ладно…
— Клык, ты сердиться не будешь? Скажи, что не будешь.
Внутренний голос мне подсказывает, что буду. И даже очень.
— Буду.
— Ну хотя бы скажи, что ругаться не будешь.
Я только вздыхаю.
— У нас детей нет потому что я противозачаточные таблетки ем. У меня еще месяца на четыре осталось.
— Что это такое — таблетки?
— Шарики кисло-горькие. Как сухие мелкие ягодки. Съешь одну — и точно знаешь, что два дня дитя не зачнешь. Клык, нельзя мне сейчас обрюхатиться. По-любому нельзя!
— Другим можно, а тебе нельзя? У Баламута уже два пацана и девчонка, а это ты ему степнячек подобрала.
— Мудр говорит, через год-другой голод наступит. А я с дитем на руках…
— Жамах можно, а тебе нет? Из нее охотница куда лучше, чем из тебя.
Горько мне стало. Даже комок какой-то в горле. И голос зазвенел. Того и гляди, разревусь как баба.
— Клык, не сердись. Не хотела говорить, но если наши появятся, мне никак нельзя брюхатой быть. Я же буду переговорщицей. А какой из меня дипломат, если дитя от титьки отнять не могу? Думаешь, я просто так под этой елкой целый день сижу? Мне думать надо, стратегию на случай контакта выработать. И так сколько времени упустила! Почти год текущим днем жила. Детство в попке играло, да себя жалела. Клык, ты пойми, кроме меня никто ситуации с двух сторон не видит. Если там, наверху ничего не изменилось, я первый и единственный контактер! И о том, что тут делается, они будут судить с моих слов и по моим поступкам. По крайней мере, первые полгода.
— Темнеет уже. Идем домой.
— Идем, — покладисто соглашается Ксапа. И мы неторопливо идем на свет вечерних костров.
— А ты правду рассказывала, что звезды — это такие же солнца, как наше, только далеко?