Ксапа хулиганка

— Сгущенное и с сахаром.

— Молоко не такое…

— А какое? Я уже не помню, когда мамкину титьку сосал.

Жамах ухмыляется весело, достает легкий прозрачный стаканчик, оголяет левую титьку и сцеживает молоко в стакан. Потом так же из правой. Как сказала бы Ксапа, немая сцена. Я первый из охотников догадываюсь рот закрыть. Сергей раздает охотникам стаканчики, и Жамах разливает по ним молоко. Каждому достается по капельке, больше по стенкам размазалось. Но охотники долго пробуют на вкус, сравнивают со сгущенкой и делятся впечатлениями.

— Где же вы столько молока берете?

— Мы коров доим, — Сергей роется в ящике, находит банку мясной тушонки и показывает на картинке корову. — У коров молока много. Жамах стаканчик не смогла наполнить, а корова за один раз вон тот котел наполнит.

Охотники скептически косятся на котел у костра.

— Ты гонишь. За один раз не наполнит, — подает голос Вадим. — Только за два.

— А что такое сахар?

— Сахар — вот! — Сергей открывает синюю картонную коробку, кидает один белый кубик в рот, а коробку протягивает чубарам. Жамах первая берет кубик и, по примеру Сергея, сует в рот.

— Я такое в больнице ела. Его в воду кладут. Чай называется.

Охотники разбирают кусочки сахара. На лицах появляются улыбки. Я тем временем вскрываю ножом консервную банку. Думал, там мясо будет, но оказалось — сосиски. Точно такие, как на банке нарисованы. Мог бы сам догадаться. Вадим берет у меня две штуки, кладет на кусок хлеба и откусывает.

— Это называется бутерброд, — объясняет он, запивая из котелка горячей водой, в которой разболтал четверть банки сгущенного молока. — Не очень вкусно, но зато быстро готовить.

Тут меня дергает за рукав Жук. Я отдаю банку Жамах и отхожу с ним в сторону.

— Кто тебе синяк на лоб поставил?

— Это неважно. Дядя Клык, можно, с нами Чанан полетит? Я ей обещал… Попроси Серь'ожу, он тебя послушает.

— Та-ак… А зачем ты ей обещал?

— Ну кто же знал, что она так здорово драться умеет? Ну, лопухнулся я. У нас спор был, кто лучший охотник. Кто знал, что какая-то шмакодявка…

— Не ругайся.

— Тете Ксапе можно…

— А тебе — нет! — рявкаю я. — Мал еще! Эта шмакодявка на полголовы выше тебя. Синяк на лбу — она поставила?

— Ну… Да. А я ей нос разбил, но она все равно…

Я задумываюсь. Жуку, конечно, надо шею намылить, как Ксапа говорит. Но он — из наших. Если он слово нарушит, всем нам позор.

— Идем к Сергею.

Сергей выслушивает нас очень внимательно, зовет Платона и остальных.

— Почему бы и нет? — говорит Вадим. — Культурные связи, дружеские отношения — это в русле политики, проводимой Оксаной. Надо только с ее родителями обсудить.

Зовем Жамах.

— Все только рады будут, если она совсем не вернется, — говорит Жамах, выслушав нас.

— Господа, не делаем ли мы ошибку? — усмехается Платон. — Жук, зови свое чудо. Жамах, все-таки, предупреди совет матерей.

Чудо прибегает моментально, стоит только Жуку свистнуть и махнуть рукой. Слегка напуганное, шмыгающее носом, взъерошенное, но готовое дать отпор любому. И, конечно, вся при оружии. Охотники с собой столько не носят.

— Жамах, переведи, — просит Платон. — Слушай меня внимательно. Ты в нашем обществе будешь самая младшая. Поэтому должна слушаться всех. Если кто-то скажет, что ты его не слушаешься, моментом на вертолет — и назад.

— Я охотница, — сердито заявляет чудо.

— Это здесь ты охотница. А у нас будешь Жука слушаться. Жук, ты за нее отвечаешь. Слушай дальше, Чанан. Пока живешь у нас, будешь учиться языкам вместе с Папой.

— Она степнячка! — возмущается чудо. — А я — охотница!

— Это здесь она была степнячкой. А теперь — женщина Сергея. Над тобой главная. А ты у нас пока никто. Жук, отведи ее к машине, покажи, куда вещи сложить.

А когда они отходят, вполголоса добавляет:

— Сергей, проконтролируй.

Пока летим к Заречным, а потом через перевал, Чанан ведет себя смирно. («Это ненадолго», — улыбается Мудр.) Так сложилось, что говорить она может только с Жамах и Папой-Бэмби. Но Жамах ее сразу шуганула, а Бэмби сидит рядом с Сергеем в кабине пилотов. Куда, как объяснила Жамах, заходить нельзя. Вот Чанан и просидела весь полет прижавшись носом и ладошками к стеклу иллюминатора.

Когда садимся у Заречных, из белого вертолета к нам заходит Платон и сообщает, что Ксапа пошла на поправку. После второй операции уже пришла в себя и говорила с врачами. О чем говорила — не знает. Чудики — они чудики и есть. Главного не спросил.

А когда мы проходим перевал, видим на посадочной площадке красную авиетку.

— Твою мать! Принес черт начальство, — ругается Сергей. Правда, понимаем его только мы с Жамах. Других Ксапа ругаться по-русски не учила.

Кроме двух парней, которых я видел у геологов на обратном пути из больницы, на авиетке прилетели Медведев и чудик в синем, которого я видел в больнице и на пропускнике, а Михаил называл Питером.

Клык, узнай, что синему чудику надо, — говорит мне Мудр. И мы с Жамах идем выяснять. А из белого вертолета выходят Платон, Вадим и врачи.

— Жамах Тибетовна, — радуется Питер, пожимая руку Жамах. — Позвольте узнать, что вы здесь делаете?

Я замечаю, как кривится Михаил. Словно горьких ягод полный рот набрал.