Ксапа, перегнувшись через стол, обсуждает с Платоном, к какому делу ее пристроить. Решают сначала отдать в помощники Свете, а когда языки выучит, повесить на нее перепись населения. А что? У нее мужчина и вам есть. Почти охотница. Все видели, не побоялась на мужчину руку поднять.
Опять же, полоски на щеках. Уважать ее будут.
Когда миски пустеют, Бэмби что-то шепчет Сергею на ухо и убегает.
Вскоре возвращается с гитарой. Начинаются песни. Много песен на русском, но одна уже на нашем. Веселая песня про охотника Ивана Топорыжкина, у которого волк украл и съел зайца. Охотник поймал волка, связал и принес в свой вам. Жена охотника принялась колотить волка палкой и требовать, чтоб тот вернул зайца. На волка напала медвежья болезнь, и он вернул то, что смог, что когда-то было зайцем. Дети посмотрели, понюхали… «Знаешь, папа, плохого зайца ты сегодня принес», — говорит охотнику младшая дочка.
Очень смешная песня. Всем охотникам понравилась. И слова легко запоминаются.
Темнеет. Чудики зажигают электрический свет. Много света! Все видно как днем. А затем чудики устраивают танцы. Приносят музыку, становится шумно и весело. Из наших никто не умеет танцевать, но Света и Ирочка обучают всех желающих. К ним присоединяется и Натка. Ксапа тянет меня из-за стола за руку. Учит танцевать вальс. Это просто, главное на ноги не наступать.
— Хорошо, что не полька и не мазурка, — говорит мне Ксапа. — На них у меня пока здоровья не хватит. Как здорово, Клык! Чувствуешь, что значит — цивилизация!
Мечталка и молодые заводят хоровод. Ксапа смеется и говорит, что хоровод под вальс — это конец света!
Затем играем в змейку, в ручеек. Ксапа объясняет, что у них танцы на дискотеках устраивают, чтоб парни и девки знакомились. А что, весело!
Утром старуха-чубарка собирается лететь назад. Советуюсь с Платоном, и набираем ей целый пакет подарков. Того и гляди, ручки оторвутся. (Плохие пакеты у чудиков. Наши мешки из шкур прочнее.) Там и нож в ножнах, и эмалированная миска, и ложка с кружкой, и фляжка на ремешке, и бухта толстой, очень прочной жилки, которую Ксапа зовет сапожной нитью, и продукты, и консервы в железных банках.
— Ты мудрая женщина, — говорю я старухе. — Ты правильно понимаешь слова. С тобой просто говорить. Прилетай еще. Это — тебе, — и вручаю пакет. Старухе очень хочется гордо отказаться и очень любопытно, что в пакете. Побеждает любопытство.
— Хоть ты еще и лоботряс, но Жамах тебя мудрости научит, — сердито говорит она, пожевав губами, забирает у меня пакет и лезет в вертолет.
— Вредная старуха, — поясняю я Платону, когда вертолет улетает. — Но в совете матерей у костра сидит. Жамах говорит, нельзя с советом матерей ссориться.
Женщины геологов улетели домой на зеленом вертолете, который привез бочки с топливом и много-много брезентовых вамов, больших и маленьких.
Но Глаша, женщина Вадима, остается. Вадим не сумел загнать ее в машину.
— Черт с бабой спорил, да сдох. А я еще жить хочу, — заявляет он Ксапе под дружные смешки шабашников.
После короткого совещания чудики решают назначить Глашу кладовщицей.
— Будешь хорошо работать, повысим до начальника склада, — говорит ей Юра, и все опять смеются.
— Смейтесь, смейтесь, охламоны. Только потом от своих слов не отказывайтесь. А мне лишняя копейка к пенсии не помешает, — парирует Глаша. — Ну, показывайте, где тут мое хозяйство.
Что бы Ксапа ни говорила про необходимое зло, на мой взгляд, хуже стало. Раньше, если что-то на стройке понадобилось, я подходил к Платону, Вадиму или Сергею, мы шли на склад и разыскивали нужную вещь. Теперь надо сначала позвонить по мобилке Глаше, чтоб она бежала со всех ног на склад и разыскала нужное. Но она, хоть и бросает сразу свои дела, но не бежит, а степенно идет. Вещь разыщет, Платону или Мудру позвонит, спросит, можно ли отдать, в толстую тетрадку запишет. Тягомотина…
Только одно хорошо: Гвозди и рукавицы перестали неожиданно кончаться. Ну и другие важные мелочи тоже. Когда бы ни пришел, у Глаши всегда есть хоть одна нераспечатанная коробка.
— … Что ты делаешь! — возмущается Бэмби. — Нельзя ничем щелкать, пока вот эти не светятся!
— Экраны, что ли?
— Серь'ожа их иначе называл. Какая-то панель.
— Панель управления? Контрольная панель?
— Точно! Приборная панель! Пока она не светится, ты слепая и глухая.
Машину не чувствуешь. А она тебя не чувствует. Так нельзя.
— Господи, я ее по-любому не чувствую. Но я же только радио включила. Зачем мне все остальное?
— Бэмби права, — подходит к нам Сергей. — Этот индикатор видишь?
Это заряд аккумулятора. Если он в красной зоне будет, а ты без моего разрешения что-то включишь, оторву голову и скажу, что так и было.
— Серь'ожа, перестань! Ната, не бойся, Серь'ожа только грозится.
Он тебя никогда бить не будет. Он даже Савэя не бил. Едой как со всеми поделился. Многие недовольны были.
— Кто такой Савэй?
— Охотник, который Ксапу чуть не убил.