Ксаврас Выжрын

Смит покрылся мурашками. Его честь. Нечто неправдоподобное. Этот человек - все-таки взрослый и понимающий значение высказанных слов - с абсолютной серьезностью ссылается на его честь. Похоже на то, что он и вправду все воспринимает серьезно. Честь чужого человека. Блин, не верится. Ну ладно, вспомни-ка о его договоре с Сетью. Вспомни: четверть миллиарда. Здесь тебе ЕВЗ, тут юристов нет. Придется переставить стрелку собственных мыслей.

- Если с этим связан какой-нибудь страшный секрет, то лучше уж не говори, - буркнул Айен, чувствуя, что валяет дурака; в нем опять начало нарастать раздражение.

Какое-то время Выжрын потратил на раздумья.

- По правде, это уже и не имеет особого значения. - Он стряхнул пепел. - Видишь ли, после тех трех бомб большой большевистской, как вы ее называете, с людьми случились различные странные вещи. Родилось множество уродов - ни тебе человек, ни тебе зверушка; впрочем, ты и сам наверняка это прекрасно знаешь, сюда приезжали со всего света снимать кино и фотографировать. Русским это было на руку, ведь это все были жертвы агрессии капиталистического Запада.

- И этот Еврей... его лицо...

- Вот именно. Но иногда это пробивает и в черепушку.

- Не понял?

Ксаврас сделал странный жест пальцами на уровне виска.

- Ну, это значит, что в головке шарики за ролики... Но случается по-разному. У тех, кто сбежал в Силезию, самым знаменитым наверняка стал Загрутны. Не верю, чтобы ты ничего не слыхал. Ну, это тот, что лечит взглядом. Сейчас он сделался мультимиллионером, разве нет?

Смит вытаращил глаза.

- Смеешься...!

- Ты понимаешь, у Еврея это кое-что другое. У него случаются такие проблески. Он видит... то, что только произойдет.

- Ясновидящий.

- Можно сказать и так.

- Не верю.

- И хорошо. И прекрасно.

- Боже мой, Антон, ведь все это только суеверия. Раз такой тип не похож на человека, так всякий уже сразу начинает воображать, будто это демон или что-то в таком роде. Но ведь это всего лишь радиационные мутации, никаких чудес в этом нет. Загрутны просто шарлатан, он зарабатывает деньги своим уродством, потому что и вправду выглядит чудовищно с этими своими псевдорогами, но во всем остальном, это самый обыкновенный человек. И ваш Еврей тебя дурит, не позволяй себя обманывать!

- Ты посмотри-ка! А ведь можно было поклясться, что там, над ямой, в твоих глазах была ненависть; было видно, что ты меня ненавидишь. Айен, милый - ненавидишь!

Он шипел, пел, шептал, выдыхал это слово: «Ненавидишь!»

И что Смит мог ответить на эти слова? В том мире, откуда сам он был родом, подобные вещи не говорились в глаза другому человеку даже в шутку. Имеются два вида откровенности: одна родом из голливудских бесконечных сериалов, вытаскивающая на экраны обкатанные во фрейдовском сиропе жалкие секреты мелких людишек, самые огромные желания, самые хищнические амбиции, самые мрачнейшие тайны которых способны осточертеть зрителю буквально за несколько минут; и вторая, колючая, мазохистская, заправленная водкой и отчаянием откровенность героев Достоевского, черным, маслянистым потоком выливающих содержимое своих славянских душ до тех пор, пока слушатель, придавленный чудовищным грузом этой кривой словесной пирамиды, не утратит смысл и логику, после чего по пояс, по грудь, по горло не погрузится в теплое, иррациональное сочувствие - имеются два вида откровенности, один хуже другого, но оба неестественные, потому что жизнь - это ни телевизионный сериал, ни русский роман, которые сами по себе тоже ненастоящие. Это было кредо Смита, это было первой заповедью любого журналиста, адвоката, психолога и полицейского: на самом же деле существуют самые различные виды лжи. Тогда с каким умыслом лгал в этот момент Выжрын? А просто ради превосходства, для того, чтобы управлять навязанным Смиту чувством стыда. Айен вычислил это быстро.

- Не стану я твоим дружком, - буркнул он, следя за тем, чтобы не глянуть на Ксавраса.

- Переживу. Сигаретку?

- Гмм, спасибо.

nnn