Пальцы Лизы вновь едва пошевелились и внезапно сжались в кулачок.
Тут уж я не выдержал. Одним движением я оказался у кровати, упал на колени и схватил ее руку в свои ладони. Рука была теплая… но это еще ни о чем не говорило. Времени после смерти прошло слишком мало, тело еще не успело окоченеть…
Петра, лежавшая рядом с сестрой, глубоко вздохнула и открыла глаза.
«Антидот, папа Бреннер, — пояснил Люк у меня в голове. — Один раз нажал — смерть. Два раза — жизнь! Всегда читайте инструкцию перед применением! Цоки-цоки!»
Я не слушал его, поняв главное. Каким-то чудом мы с фогелем вернули девушек к жизни.
— Кира, — прошептала Петра, — ты здесь…
— Конечно, я здесь, милая. Я здесь, я с вами!
— Мне тут страшный сон приснился. — Лиза тоже открыла глаза, но говорила еще медленно, вяло.
— Ничего, все уже позади, закрой глазки, поспи еще…
Петра уже села в кровати и с ужасом осматривалась. Да, это был не сон, но я прижал палец к губам, призывая к молчанию. Петра всегда была крепче и решительнее сестры. Она все поняла.
Я подхватил Лизу на руки, Петра же поднялась сама, лишь только вцепилась в меня, стараясь не потерять равновесие.
Мы медленно вышли из комнаты. Я баюкал Лизу, она уютно устроилась в моих объятиях, еще не полностью пришедшая в себя от действия яда и противоядия.
Петра разглядывала детали бойни широко раскрытыми глазами, не упуская ни единой мелочи.
Извозчик, к счастью, дождался моего возвращения.
Только куда ехать? Мой дом разрушен, на улице гражданская война.
«Решай, папа Бреннер, решай скорее, времени у нас мало, цоки-цоки».
Хорошо, что голос Люка слышал только я, иначе мне пришлось бы объясняться, а это было сейчас некстати.
— Ты о чем? — прошептал я.
«Нам с тобой пора обратно, время выходит, меня вытягивает назад!»
Нам придется вернуться обратно в свое время? А с кем же я оставлю сестер?
Тем временем мы выехали на широкий проспект. Извозчик остановился у края обочины, ожидая моих указаний.
— Час у нас есть?
«Да, цваки-цоки, но не больше».
— Нам хватит!..
Мне пришла в голову сумасшедшая идея.
XXXV
Дела давно минувших дней
Если со стороны кажется, что я так легко воспринял произошедшее, то это неправда. Я пребывал в некоем странном измененном состоянии, когда радость или, наоборот, отчаяние настолько перевешивают все остальные эмоции, что человек впадает в прострацию и внешне выглядит слегка заторможенным. Так часто бывало на войне, правда, не со мной, но мне неоднократно доводилось наблюдать подобное. Счастье, полное и всеобъемлющее, оказалось для меня более сильным средством, чем горе и беда.
Я так часто представлял себе Лизу и Петру, что реальные их черты немного изменились в моем воображении, стали более совершенными, идеальными. Сейчас же, глядя на сестер, я видел их настоящими. И такими они мне нравились гораздо больше, чем идеалы, помноженные на бездну отчаяния.
Любил ли я их, как прежде? Я любил их даже больше, я их обожествил.
Но я видел их гибель, видел их мертвые лица, безжизненные тела. И это не могло не повлиять на мое восприятие. Теперь я смотрел на них иначе. Чудесным образом воскресшие, я все равно оплакивал их.
Мои прекрасные мертвые жены…
К счастью, сестры еще не полностью пришли в себя, чтобы обращать внимание на мое состояние. Вопросов мне на задавали, чему я был в данный момент только рад.
Для них будущее еще не наступило. Они не знали, что погибли в тот день и что я целый год жил один. Для них существовало только сегодня.
И в этом сегодня другой я мстил за гибель сестер. Возможно, я мог что-то изменить в этом дне, я верил крошке-фогелю. Времени оставалось только на то, чтобы устроить судьбу девушек.
— К резиденции великого князя! — приказал я.
Был только один человек, которому я мог бы доверить жизни сестер. Этот человек, мой враг Костас, в недалеком будущем император Руссо-Пруссии, показал, что он изменился. Я сам помог ему в этом, и теперь настал его черед.
Вот только в этом времени я был объявлен вне закона, и любой патруль мог остановить меня. Оставалось надеяться, что революционная суматоха сделала свое дело и полиции сейчас не до меня.
Охрану княжеской резиденции усилили, стянув все возможные резервы. Я знал, что все бесполезно, император уже мертв, а великий князь при смерти. И в эти мгновения Костас берет в свои руки бразды правления.
Мешать ему я не собирался. К счастью, дежурный офицер, остановивший нашу коляску, не знал меня в лицо.
— Нам нужно видеть Константина Платоновича. Дело государственной важности!
Риттер бросил короткий взгляд на едва живых девушек.
— Мы не враги, поверьте! Наше дело не терпит отлагательства!
Офицер еще сомневался, но все же решился:
— Представьтесь.
— Бреннер моя фамилия.
Риттер отправил одного из солдат с донесением. Вскоре тот вернулся в сопровождении самого Костаса.
Вид будущий император имел весьма усталый. Путешествие в чужие миры даром не проходит.
— Бреннер? Мы же только расстались…