Ксенофобия или самооборона

Ксенофобия или самооборона Юрий Федосеев

Предисловие

«Мы живем, под собою не чуя страны». Живем так, будто бы в нашем доме ничего не происходит, будто бы все у нас нормально или, как говорят «Идущие вместе», «все путем». Но это совсем не так. Над Россией нависла угроза деградации и вымирания титульной нации, вымирания русских.

С началом «перестройки» Москва, как и другие крупные города России, стала смуглеть прямо на глазах, и не по дням, а по часам. Для наглядности приведу пример по микрорайону в центре Москвы, где живу сам. Так вот, булочная, в которую я ходил более сорока лет, после небольшого косметического ремонта открылась в качестве продовольственного магазина и с новыми владельцами. Гортанный говор персонала не оставлял никаких сомнений — азербайджанцы. На месте прежней аптеки, что располагалась через арку от булочной, разместился японский ресторан, занявший часть тротуара под застекленную веранду. Первый этаж моего дома, где раньше была кулинария, украсился вывесками арабской авиакомпании, корейского ресторана и армянского магазина. В подвале дома разместился закрытый корейский клуб, но… с русскими девочками. Во дворе дома стал функционировать грузинский ресторан с уличными открытыми павильончиками. В соседних домах на месте бывших продуктовых магазинов засверкали огнями магазины финской, испанской и итальянской мебели, немецкой сантехникии прочего импортного ширпотреба. И даже набережная Москвы-реки, излюбленное место для вечерних прогулок жителей близлежащих домов, обросла дебаркадерами-ресторанами грузинской, азербайджанской, японской кухни со специфическими посетителями, облепившими своими автомашинами все прилегающие скверы и пешеходные дорожки.

Оставшись без продовольственных магазинов, мои соседи бросились было на колхозный рынок, но вместо него обнаружили самый настоящий восточный базар, где тамбовской картошкой, подмосковными овощами, астраханскими арбузами, соками и напитками, производимыми на московских заводах, норвежской семгой, марокканскими мандаринами и турецким барахлом торгуют азербайджанцы.

Но и это не все. Вскоре я обнаружил, что моим налоговым инспектором является сын солнечной Армении, а участковым инспектором милиции — посланец некогда братской Украины. Навещая моего старого товарища, перенесшего не очень сложную полостную операцию, мне пришлось столкнуться с еще одной, честно скажу, не очень приятной новостью — хирургия в большинстве московских клинических больниц медленно, но уверенно переходит в руки джигитов с Кавказа.

И уже апофеозом прозвучала информация в прессе, со ссылками на Московскую городскую думу, о миллионной азербайджанской диаспоре, которая за год зарабатывает только в Московском регионе полтора государственных бюджета своей исторической родины.

Такое впечатление, что я, никуда не уезжая, оказался в чужом городе или, ни с кем не воюя и никому непроигрывая войны, — в оккупированной стране. Ну а москвичи, оказавшиеся перед закрытыми воротами прежних промышленных гигантов, научных центров и проектных институтов, не готовые к такому развитию событий, кто люмпенизировался и роется по помойкам, кто скатился до подсобных рабочих у тех же предприимчивых «гостей столицы», а кто гордо и стоически начинает привыкать к полуголодному существованию. В некоторых московских и подмосковных школах русские дети уже преодолели барьер, за которым они оказались в численном меньшинстве, а это означает, что микрорайон «гарлемизируется». И это видят все: от школьника до пенсионера, от бича до академика. Реакция же коренного местного населения на все эти изменения, сами понимаете, разная, а следовательно, и проявляется она по-разному. Если кто-то может ограничиться простыми кухонными пересудами, то найдутся и такие, кто и кирпич готов «случайно» уронить из окна на сверкающий лимузин, припаркованный у подъезда, и отдубасить в подворотне заезжего молодца. Но есть и такие «мудрые пескари», кто считает это естественным процессом и даже приветствует происходящие демографические изменения.

Как будут дальше развиваться события? Какая судьба ждет русского человека на русской земле? Не придется ли ему действительно стать «именем прилагательным» к своей земле, не разделит ли он участь аборигенов Северной Америки и Австралии? И не выльется ли противостояние «местных» и «приезжих» в кровавые разборки? Глядя правде в глаза, мы должны признать, что межэтнические противоречия в России стали настолько серьезной проблемой, что их невозможно и небезопасно замалчивать. Чем быстрее мы взвесим и оценим то, что натворили и наше, и предшествующие поколения при решении национального вопроса, чем быстрее мы исправим допущенные ошибки и определим правила общежития, тем меньшей кровью мы добьемся мира и согласия. Другого пути у нас нет и быть не может. Но, говоря о мире и согласии, нужно всегда помнить, что русские никогда не согласятся на роль людей второго сорта на своей земле, в своем доме.