Ксеноцид

– Я еще ничего не достигла, – отвечала она им. – Боги все еще молчат. Мне надо трудиться.

И она возвращалась к своим жилкам.

Отец умер в весьма преклонном возрасте. На его похоронах прозвучало немало хвалебных речей, где упоминались великие деяния, которые он совершил во имя Пути. Вот только никто даже не догадывался о той роли, которую он сыграл в пришествии на планету Чумы Богов – именно так назвали таинственную эпидемию, разразившуюся на Пути. Знала об этом одна Цин-чжао. И перед тем как сжечь на погребальном костре целое состояние (она лично настояла на том, чтобы сжигали настоящие деньги, а не фальшивые, как обычно), она наклонилась к телу отца и прошептала ему на ухо, чтобы никто не услышал:

– Теперь ты все знаешь, отец. Теперь ты осознал свои ошибки, понял, как ты рассердил богов. Но не бойся. Я буду продолжать обряды очищения, твои проступки будут прощены. И боги с почестями примут тебя на Западе.

Вскоре и она постарела, а совершить хождение к Дому Хань Цин-чжао стало теперь целью всех паломников Пути. Прослышали о ней и на других мирах, и многие стали прилетать на Путь, чтобы только увидеть ее. Ибо по всей Вселенной распространилась весть, что истинную святость можно узреть лишь на одной планете и только в одном человеке – в старой, постоянно сгорбленной женщине, чьи глаза не видели ничего, кроме жилок на половицах в доме отца.

О доме, когда-то заполненном слугами, теперь заботились послушники. Они полировали полы. Они готовили простую пищу и ставили тарелки там, где она могла найти их, то есть у дверей комнат: она соглашалась принять пищу, только закончив ритуал. Если какой-нибудь мужчина или женщина на любом конце планеты совершал великое деяние, они непременно приходили в Дом Хань Цин-чжао, становились на колени и прослеживали одну из жилок на половице. Тем самым они показывали, что исполненное ими – ничтожная малость по сравнению с деяниями святой Хань Цин-чжао.

Но всего за несколько недель до того дня, когда Хань Цин-чжао должно было исполниться сто лет, ее обнаружили свернувшейся на полу в кабинете отца. Некоторые говорили, что она лежала на том самом месте, где всегда сидел ее отец, работая над чем-нибудь, хотя точно утверждать никто не мог, так как всю мебель из дома давным-давно вынесли. Святая женщина была еще жива, когда ее нашли послушники. Она лежала в комнате несколько дней, что-то бормоча себе под нос, что-то приговаривая, тихонько поглаживая тело, будто продолжая прослеживать жилки на собственной плоти. Послушники по очереди дежурили у нее, в каждую смену входило десять человек. Они рассаживались вокруг, прислушивались к ее бормотанию, пытались разобрать, что она говорила, и аккуратно записывали услышанное. Записи заносились в книгу, которая называлась «Шепот богов с Хань Цин-чжао».

Наиболее важные слова она произнесла перед самой смертью.

– Мама… – прошептала она. – Папа… Правильно ли я поступила?

Затем, как утверждают послушники, она улыбнулась и умерла.

Не прошло и месяца после ее смерти, как каждый храм в каждом городе, городке и деревеньке Пути принял решение. Наконец-то нашелся человек такой необыкновенной святости, что Путь мог избрать его защитником и хранителем всего мира. Ни у одной планеты не было такого бога, и никто с этим не спорил.

Путь – наиболее благословенный из всех миров, говорили люди.

Ибо бог Пути Во Славе Блистателен.