Ксеноцид

Он улыбнулся. И эта улыбка успокоила Цинь-цзяо, хотя она и знала, что никак не заслужила отцовского одобрения. Теперь ей вновь разрешалось мыслить, вернуться к загадке.

— Ты знал, что все это устроили боги, но, тем не менее, приказал мне искать ответ.

— Но правильно ли ты поставила вопрос? — ответил на это отец. — Тот вопрос, ответ на который мы ищем, звучит так: каким образом сделали это боги?

— Ну откуда же могу я это знать? — удивилась Цинь-цзяо. — Они могли уничтожить флот, спрятать его или же перенести в какое-нибудь укромное местечко на Западе…

— Цинь-цзяо! Глянь на меня. Выслушай меня внимательно.

Девушка поглядела. Суровый голос отца помог ей собраться и успокоиться.

— Это как раз то, чему всю жизнь я пытался тебя научить. Но сейчас, Цинь-цзяо, ты сама обязана понять это. Боги являются причиной всего происходящего. Но они никогда не действуют открыто, непосредственно. Всегда под маской. Ты меня слышишь?

Цинь-цзяо кивнула. Сотни раз слыхала она эти слова.

— Ты слышишь, но, тем не менее, меня не понимаешь, даже сейчас. Боги избрали народ Дао. Только мы удостоены привилегии слушать их голос. Только нам позволено знать и видеть, что боги являются причиной того, что есть и что будет. Для всех остальных людей их деяния всегда скрыты. Твоим же заданием является не поиски причин исчезновения Лузитанского Флота. Вся наша планета сразу же поняла бы, что истинная причина в том, что это боги пожелали сделать именно так. Твоим же заданием остается выяснить, какой маской воспользовались боги при этом.

Цинь-цзяо чувствовала, что в голове у нее все запуталось. Еще недавно она была абсолютно уверена, что нашла ответ, что исполнила задание. Теперь же оказывалось, что ничего сделано не было. Ответ оставался истинным, вот только задание было совершенно иным.

— В этот момент, поскольку мы не способны открыть естественного объяснения, боги встали открытыми пред всем человечеством, пред верующими и неверующими. Боги остаются нагими, мы же обязаны укрыть их наготу. Мы обязаны представить ряд естественных событий, которые вызвали боги, чтобы объяснить исчезновение флота, дабы сделать их естественными для неверующих. Я считал, что ты это понимаешь. Мы служим Звездному Конгрессу, но исключительно затем, что таким образом служим и богам. Боги желают, чтобы мы обманули Конгресс, а Конгресс и сам желает быть обманутым.

Цинь-цзяо кивнула с разочарованием того, что задание не было выполнено.

— Неужели я произвожу впечатление бессердечного человека? — задал вопрос отец. — Неужели я бесчестен? Жесток к неверующим?

— Разве дочь осуждает собственного отца? — прошептала Цинь-цзяо.

— Конечно же, осуждает. Каждый день мы осуждаем друг друга. Вся проблема в том, справедливо ли мы осуждаем.

— Тогда осуждаю, что не является грехом говорить с неверующими языком их неверия, — призналась Цинь-цзяо.

Неужели улыбка появилась в уголках отцовских губ?

— Ты поняла, — сказал Хань Фей-цзу. — Если когда-нибудь случится, что Конгресс прибудет к нам в покорном желании истины, тогда мы укажем им Путь, и они станут частицей Дао. До тех же пор мы служим богам, помогая недоверкам обманывать самих себя и верить, что у всех вещей имеются свои естественные причины.

Цинь-цзяо кланялась все ниже, чуть ли не касаясь лбом досок пола.

— Много раз ты пытался научить меня этому, хотя до этого времени я не получала задания, к которому бы относился этот принцип. Прости глупость своей недостойной дочери.

— Нет у меня недостойной дочери, — не согласился отец. — У меня имеется лишь одна, и это Блистающая Светом. Принцип, который ты сегодня узнала, мало кто с Дао воспримет во всей его полноте. Потому-то мало кто из нас способен непосредственно контактировать с людьми из иных миров, не вызывая при этом их замешательства. Сегодня ты меня удивила, дочь. Не потому, что не понимала данного принципа, но потому, что поняла его в столь юном возрасте. Мне было почти на десять лет больше, чем тебе, когда я открыл этот принцип.

— Как же могу я познать что-либо раньше тебя, отче? — Да разве можно подумать о том, чтобы ей удалось превысить любое из его свершений.

— Поскольку у тебя имеюсь я, чтобы тебя учить, — объяснил отец. — В то время, как я должен был открывать это самостоятельно. Но я вижу, как испугала тебя мысль о том, что, возможно, ты узнала что-то раньше меня. Неужели ты считаешь, что для меня будет оскорблением, что моя дочь в чем-то меня превысила? Совсем наоборот: нет большей гордости для родителя, чем иметь ребенка, который превысил его.

— Я не могу превысить тебя, отче.

— В каком-то смысле, это так, Цинь-цзяо. Ты мое дитя, поэтому все твои свершения являются и моими, они остаются подмножеством моих свершений, как и то, что все мы всегда являемся подмножеством наших предков. Но в тебе столь огромный потенциал величия… Я верю, что придет время, когда меня причислят к великим в большей мере из-за твоих, а не моих достижений. Если народ Дао признает меня когда-нибудь достойным какой-то особой чести, по сути своей это будет результатом как твоих, так и моих свершений.