Ксеноугроза: Омнибус

— Пожалуйста… — взмолился Сенка, когда грузовик рванулся прочь, преследуя машину, которая сокрушила шагоход. Пилот закашлялся, вдохнув полные лёгкие дыма, потом закричал, когда дым сменился пламенем. Кабина горела вокруг него.

«Ксифаули!» — Казимир вспомнил дорогой его сердцу образ, но в последние мгновения жизни обман развеялся, и Сенка не нашёл в нем утешения.

Бронированная крыша добычи Терзающего Охотника наконец уступила, и его когти пробили кабину. Ухватившись за края неровной бреши, создание вырвало кусок металла, чтобы расширить проход. Объятая жаждой начать резню, тварь сунулась в разлом, словно большая ящерица. Но, стоило Чистокровному нагнуться чуть ниже, как широкие, словно плиты, руки облапали его и затащили внутрь. Удивленный хищник задергался в их хватке и перевернулся на спину.

— Искоренить нечистого! — Рявнул кто — то.

Охотник заметил перед собой серебряный блеск чьих-то глаз. Миг спустя втиснувшиеся в кабину великаны надвинулись на него и с треском обрушили на его хитиновый панцирь дубины, от ударов которых по всему телу расходились волны боли. Их было четверо, все в белых доспехах и шлемах с открытыми наличниками. И, хотя грубые черты великанов искажала ненависть, атаковали они в абсолютной тишине.

Загнанный в ловушку между этих дикарей, Терзающий Охотник бился и вертелся, пытаясь избежать их ударов, но в закаленной битвами душе понимал, что спасения нет. После ста тридцати лет на Искуплении и неизмеримо более долгого срока, проведенного в межзвёздных странствиях, путь древней твари наконец завершился.

Казан стоял в носовой части грузовика, держась за передний бронелист, и вглядывался в горизонт, выискивая неприятеля. Недавно появились долгожданные солнца. Помрачение разогнало небесную муть и приглушенный свет пал на плато, освещая гладкую базальтовую равнину.

— Новая заря для новой истины, — пробормотал Шаваль, но его мысли были также смутны, как и солнечный свет. Они метались от уверенности к сомнению с каждым ударом сердца.

Наконец майор заметил впереди темный силуэт «Таврокса». Бронемашина направлялась к Шпилю Веритас, как и подозревал святой знаменщик. Казан оглянулся на избранного гибрида, несущего стяг Спирального Змия, и нахмурился. На секунду тот показался ему монстром.

Стрекот орудия на грузовике привел майора в чувство, и он пригнулся, когда пушка «Таврокса» заговорила в ответ. «Голиаф» приблизился к неприятелю, однако взгляд Шаваля приковал серебряный орел, украшавший задний люк цели. Символ блистал чистотой, выжигавшей муть лжи из его головы.

«Они словно болезнь, — вспомнил Казан. — Чума проклятия…»

Майор снова взглянул на знамёнщика. На этот раз чудовище осталось чудовищем.

— Я заражен, — прошептал Шаваль. Он поддался ужасу, позволяя ему удерживать ложь на расстоянии. Но она вновь пробуждалась в Казане, словно бы омывая его сознание нечестивой кровью. Гвардеец понял, что через пару часов сдастся окончательно.

«Я убил своих же товарищей…»

Не высовываясь, Шаваль прокрался к турели и встал за спиной у стрелка. Удерживая в мыслях образ серебряного орла, он сомкнул руки на голове культиста и свернул ему шею.

— За Императора! — взревел Казан.

Позади него раздался яростный вой, но майор уже стаскивал обмякшее тело с сидения и перехватывал управление стаббером. Давя на спуск, Шаваль крутанул грохочущее орудие и встретил кинувшегося на него знаменщика потоком пуль. Заостренное древко стяга вонзилось Казану в грудь, но длинная очередь выпотрошила избранного аколита. Кашляя кровью, гвардеец продолжал стрелять, и пули в конце концов сбросили гибрида с грузовика. Потом майор навел орудие на знамя, торчащее у него из груди…

И замер, пойманный в шипастую, когтистую спираль, что повисла перед его взором.

«Все мы Едины в свете Спирали, — пропела его кровь. — Восстань во имя Четверорукого Бога!»

Пробитые легкие Шаваля отказали, и он резко дернулся. От этого судорожного движения древко знамени переломилось. Казан вновь открыл огонь, разрывая нечестивый штандарт в мелкие клочья. Когда свет в глазах майора начал гаснуть, он огляделся вокруг, надеясь еще раз увидеть блеск серебряного орла, принесшего искупление его душе.

Но горизонт был пуст.

«Он исчез, — устало понял Шаваль. — Но как…»

Казан умер, не успев завершить свою мысль.

— Путь чист, — хрипло прорычал Учжхав Четыре Когтя, изучая опустевшее взлетное поле. — Охрана ушла.

Учжхав, гибрид Второй парадигмы, был благословлен четырьмя руками, а лицом больше походил на Чистокровного, чем на человека. Голый торс лидера аколитов покрывали хитиновые пластины, а изо лба торчал закрученный винтом рог. Речь давалась Учжхаву почти так же тяжело, как ходьба — старику, жавшемуся позади него.

Матиасу, который не был ни родичем в полном смысле слова, ни тем более воином, гибрид представлялся ужасающим и величественным созданием — воплощением мечты самого человека. И все же, несмотря на хрупкое тело, Матиас знал, что он гораздо более ценен, чем Четыре Когтя, и будущее культа за пределами Искупления лежит в его руках — его и трех Чистокровных, что следовали за ними.