Ксеркс

   - Конечно же, кирие, конечно, — Лампаксо приступила к повествованию; то и дело перемежая его стонами и жалобами.

Для начала «добрая» женщина напомнила стратегу о том, как тот расспрашивал её вместе с братом Пол усом о деяниях некоего вавилонянина, торговца коврами, и о том, как им стала очевидна измена Главкона. Далее она поведала о том, что именно её муж помог преступнику бежать морем. Горестно охая, она обвинила себя в том, что не донесла властям об обстоятельствах бегства Главкона. Биас как раз был отправлен с вестью в Могары, но Демарат решил примерно наказать раба сразу по возвращении. Однако, плела свою верёвочку Лампаксо, изменник как будто бы утонул, и все свидетельства канули на дно — в шкатулку Форкия, поэтому она промолчала. И очень жаль.

   - Значит, сейчас не следует ничего скрывать.

   - Зевс поразит меня, если я о чём-нибудь умалчиваю. Но после его возвращения прошло уже десять дней.

   - Его? Кого ты имеешь в виду?

   - Сказать это нелегко, кирие. Он зовёт себя Критием, носит длинные чёрные волосы и бороду. Однажды вечером Формий привёл его домой и сказал, что это, мол, проревт с мелианской триеры, стоящей теперь в Эпидавре, но некогда он торговал рыбой и отлично знаком моему мужу. Я ответила тогда Формию, что в теперешние времена нам и самим едва хватает на еду, однако супруг решил проявить хлебосольство. Мне пришлось расстаться с самыми лучшими медовыми пирожками. А ты, господин мой, знаешь, как я горжусь ими.

   - Конечно, конечно. — Демарат нетерпеливо взмахнул рукой. — Но продолжай.

   - Словом, кирие, мы сели ужинать. Формий всё наливал вина своему другу, будто у нас в погребе стоит не одна крохотная амфора светлого родосского вина, а целый десяток. За это время мореход произнёс лишь несколько слов на дорийском говоре островитян, но сердце моё было неспокойно. Он был таким воспитанным, таким красивым. И корни волос его оказались светлыми, словно бы крашеные волосы успели отрасти. Женский взгляд не обманешь. Когда мы поужинали, Формий приказал мне: «Лезь наверх — и в постель. Я скоро приду. Только оставь одеяло и подушку для нашего друга, который будет ночевать у очага». Мой господин знает, что мы наняли крохотный домик на Плотницкой улице, и за умеренную цену — всего лишь полмины за целую зиму. Я дала незнакомцу отменную подушку и одеяло, вышитое моей внучатой тёткой Стефанией и доставшееся мне по наследству. Удивительную красную шерсть делали в Византии...

   - Но ты говорила о Критии? — Демарат едва мог усидеть на месте.

   - Да, кирие. Я посоветовала Формию не давать ему более ни капли вина. А потом полезла вверх по лестнице. Матерь Деметра, как я слушала, но оба негодяя разговаривали слишком тихо, чтобы я могла уловить хотя бы слово... Только Критий оставил дорийский и разговаривал по-нашему, по-аттически. Наконец Формий поднялся ко мне, и я изобразила, что сплю. А утром прохвост-незнакомец ускользнул прочь. Вечером он приходит спать, и Формий вновь оставляет его ночевать. И так несколько ночей: поздно пришёл, рано ушёл. И вот наконец он приходит пораньше, чем обычно. И они с Формием выпивают побольше, чем в прошлые дни. А потом, когда Формий отсылает меня, говорят уже громче.

   - И ты слышала — о чём? — Демарат впился руками в подлокотники кресла.

   - Да, кирие, пусть будет благословенна Афина! Незнакомец разговаривал по-аттически, прямо как мой господин. Я то и дело слышала про Гермиону, а после назвали и твоё имя...

   - Каким образом?

   - Незнакомец сказал: «Значит, она не выйдет за Демарата. Она презирает его. Да пошлёт ей многие радости Афродита». А потом Формий ответил ему: «Поэтому, дорогой Главкон, следует во всём доверяться богам».

   - Так он сказал... Главкон? — Демарат вскочил с места.

   - Главкон, клянусь Стиксом. Тут я прикрыла голову и зарыдала. Выходит, мой муж укрывает самого главного изменника. Одно небо знает, как ему удалось не утонуть в море. Словом, когда Формий крепко уснул, я слезла вниз, чтобы позвать стражу. И на улице встретила этого доброго финикийца, который объяснил мне, что сомневается в личности Крития и хочет выследить его. Я рассказала всю повесть. И он сразу же повёл меня к тебе, господин. Вот и вышло, что я своими устами обвинила собственного мужа. Айи! Приводилось ли кому-либо из жён переживать такое горе? Формий мужчина послушный и добрый, хотя и не знает цену оболу. Будь милостив к нему и...

   - Тихо, — скомандовал Демарат с торжественной серьёзностью. — Сперва справедливость, милосердие будет потом. Готова ли ты поклясться в том, что Формий называл этого моряка Главконом?

   - Да, кирие! О, горе мне, горе!

   - А сейчас, ты говоришь, он спит в твоём доме?

   - Да, вино заставило их забыться.

   - Ты поступила благоразумно. — Демарат протянул руку. — Ты достойная дочь Афин. И в будущем имя твоё будут поминать наравне с царём Кодром, отдавшим свою жизнь ради свободы Аттики, ибо разве не принесла ты в жертву нечто большее, чем жизнь... доброе имя своего мужа? Но крепись. Твой патриотизм, возможно, искупит вину мужа. Однако изменника мы арестуем.

   - Он крепко спал, когда я уходила из дома. Идёмте же за ним.