Ксеркс

Триера находилась уже между Паросом и Наксосом. Гребцам раздали вино и пропитанные маслом ячменные лепёшки. Ели, не сходя со скамей. Недвижное море простиралось во все стороны, вымпел повис на мачте. Келевет замедлил ритм, но люди не подчинились ему. Они не скоты, подгоняемые вперёд кнутами, как на финикийских судах, они свободные люди, сыны Афин, радующиеся возможности во время нужды погибнуть за собственный го род. И, невзирая на удары келевета, невзирая на приказания Фемистокла, темп гребли не ослабевал. Волны, разбегавшиеся от носа «Навзикаи», пели свою песню.

На палубу рухнул один из зигитов, из носа и рта которого пошла кровь, и в этот миг наварх указал пальцем на восток:

   - Смотрите! Афина с нами!

Впервые за прошедшие часы задыхающиеся, утомлённые люди выпустили из ладоней горячие рукоятки вёсел. Поднявшись с мест, они благословили судьбу.

С юго-востока задувал Эвр, сильный и добрый ветер. По стеклянной поверхности моря разбегалась чёрная рябь Вот ветер запел в снастях, и до ноздрей гребцов донёсся за пах морской пены. В порыве благодарности и флотоводец и гребцы дружно воздели руки к небу:

   - Посейдон с нами! С нами Афина! Эол за нас! Мы спасём Элладу!

Солнце разорвало пелену тумана. Весь морской простор покрыли искристые волны. Амейна велел поднимать паруса. Дул свежий ветер, вёсла превращались теперь в помощников. Люди смеялись, словно мальчишки, обнимали друг друга, плакали, словно девы, оставив труды на долю благословенного ветра и богов. Позади остался священный Делос, за ним Тенос, скоро восстали из моря вершины Андроса, а корабль летел между островов по волнам. Наконец утомлённый Гелиос опустился в закатные волны, окрасив их на прощание лучами своей славы. Наступила тьма, но ветер не стихал. Всю ночь на триере никто не спал. Штиль, ветер — какая разница. Всякий, у кого оставалось сил хотя бы на обол, вкладывал их в вёсла.

После полуночи Фемистокл и Главкон забрались в шаткую корзину, пристроенную над большим парусом. Оказавшись на узком помосте, под звёздами, над едва видимым парусом и ещё менее видимым кораблём, они словно бы перенеслись в другой мир. Внизу освещённые фонарями тела гребцов медленно раскачивались, совершая свой нелёгкий труд. За кормой играли яркие пузырьки, играла светом вода, напоминая о факелах Дориды и дочерей её, нереид. День этот принёс столько переживаний и флотоводцу и изгнаннику! Теперь же спокойствие возвращалось. Главкон рассказал о том, что слышал и о чём думал: о разговоре, подслушанном в утро перед Саламином, и о том, что сказал ему Формий во время утомительного плена в трюме «Бозры». Фемистокл задумался. Но Главкону казалось, что триера слишком медленно ползёт по волнам.

   - О, владыка Зевс, дай мне крылья, — принялся он молиться. — Дай мне крылья Икара. Научи летать и пошли наказать изменника и избавить Элладу от врагов... а после пусть я погибну, как сын Дедала. Я готов умереть.

Фемистокл коснулся его плеча:

   - Проси не крыльев. — В голосе флотоводца не было той уверенности, которой он зажигал сердца мореходов. — Если нам суждено спасти нашу родину, мы спасём её. Если нас ждёт гибель, погибнем. «Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится » — так сказал Гектор Андромахе, и троянец был прав. Однако Элладу мы спасём. Зевс и Афина — великие боги. Не затем они увенчали нас славой при Саламине, чтобы тут же отобрать её. Мы спасём Элладу. И тем не менее я боюсь...

   - Чего же?

   - Того, что Фемистокл окажется не справедливым, а милосердным. Ах! Пожалей меня.

   - Я понимаю... Демарат.

   - Я молю богов о том, чтобы он бежал к персам или что бы Арес сразил его в битве. Иначе...

   - Что же ты сделаешь?

Фемистокл стиснул руку молодого афинянина:

   - Я докажу, что в Элладе не один лишь Аристид достоин прозвища Справедливый. Когда я был молод, мой наставник предсказывал мне большое будущее: «Фемистокл, из тебя не получится посредственного человека, ты будешь велик... Я не знаю, в добре или во зле, но великим ты станешь». Я всегда пробивался вперёд. Я везде процветал. Я выступил всей своей волей против власти Персии. Видит Зевс, победа уже близка. Однако олимпийцы требуют свою цену. И за спасение Эллады я должен отдать Демарата. Я любил его.

Оба замерли в молчании, прислушиваясь к песне вёсел, ударявших в торопливую воду. Наконец флотоводец опустил руку на плечо Главкона:

   - Если всё пройдёт гладко, люди назовут меня спасителем Эллады. Я стану наравне с Солоном, Ликургом и Периандром, но за это приходится быть справедливым к другу. Дорогая цена.

Смешок вполне мог сойти за стон. Главкон молчал. Фемистокл ступил на лестницу:

   - Я должен спуститься к людям. Сел бы и за весло, только мне никто не позволит.

Главкон остался в одиночестве. Вокруг была ночь звёзды, тёмный эфир, чёрная вода, — но ему не было одиноко. Он ощущал себя как на соревнованиях — перед последним броском к цели.