Ксеркс

Однако поступки Главкона более не определялись разумом. Он вновь пробился сквозь валы прибоя, на сей раз в обратную сторону, сделать это было в три раза сложнее. Лишь муж, одолевший гиганта-спартанца, мог победить и колоссальные валы, стремившиеся погубить его. Главкон ощущал, что все мышцы его напряжены до последнего предела. Ещё немного, и он ослабеет, но, невзирая на это, атлет пробивался вперёд. Вот наконец два проклятых «чёрных камня», выступавшие над вздувшимися валами. Варвар всё ещё держался за самую высокую из двух скал. Почему он, Главкон, рискует своей жизнью ради человека, даже не являющегося эллином, возможно, ради верного приспешника Ксеркса? Самый неподходящий момент для такого вопроса, тем более когда на ответ просто нет времени! На мгновение Главкон ухватился за водоросли возле варвара и, одолевая вой ветра, приказал тому держаться за его плечи. Азиат выполнил распоряжение. И Главкон в третий раз погрузился в бушующие воды. Путь к берегу, казалось, длился бесконечно. Каждая новая волна стремилась утянуть его на дно океана, в глубины морские. Афинянин понимал, что силы оставляют его, и распределил их между гребками, как нищий последнюю корку хлеба, стараясь набрать в грудь побольше воздуха перед каждой волной. А потом, когда и сознание, и сила, казалось, вот-вот должны были оставить его, он вновь ощутил под ногами зыбкий песок, снова услышал дружелюбные голоса, ощутил крепкие руки подбегавших к нему незнакомцев. Они перенесли и Главкона и варвара повыше — на сухой песок, подальше от волн. Никакое другое ложе никогда не было столь желанным его обнажённому телу. Руки Главкона саднило — он изодрал их в кровь об острые камни, — а голова горела в лихорадке. Сквозь полузабытье афинянин увидел подошедшего к нему варвара.

   - Эллин, ты спас нас. Назови своё имя.

Атлет едва мог приподнять голову:

   - В Афинах меня звали Главконом Алкмеонидом, но теперь у меня нет ни имени, ни родины.

Азиат ответил ему земным поклоном, встав на колени, он прикоснулся к земле неподалёку от ног Главкона.

   - Ныне, о избавитель, забудь о том, что ты лишился имени и страны. Ибо ты спас меня и ту, которую я люблю больше жизни. Ты выручил из беды Артозостру, сестру Ксеркса, и Мардония, сына Гобрии, не самого малого среди князей Персии и всего Ирана.

   - Ты Мардоний, свирепейший из врагов Эллады? — с ужасом проговорил Главкон.

И всё пережитое разом обрушилось на него, повергая в забвение. Рыбаки отнесли его в свою деревеньку. Всю ночь он горел в лихорадке и бредил. И пришёл в себя лишь много дней спустя.

* * *

По прошествии шести дней шедший из Византии корабль с зерном доставил с Аморгоса в Пирей двоих уцелевших моряков «Солона». Только им удалось спастись, когда лодку захлестнуло волнами. Повесть их рассеяла тайну, которой была окутана участь Главкона «Предателя».

   - Боги, — вещали мудрецы на Агоре, — собственными руками погубили изменника.

И вавилонянин со своими коврами, и Хирам бесследно исчезли, Демарат же купался в похвалах, подобающих спасителю отечества в столь трудную минуту. Отец Гермионы отвёз её в Элевсин — подальше от порицаний толпы. Охваченный печалью Фемистокл углубился в свои дела. Кимон расстался с половиной прежней жизнерадостности. Демарат также не скрывал своей скорби.

   - Как он любил своего друга! — восклицали его поклонники.

Демарата же одолевала задумчивость. Быть может, причиной её служило то, что примерно через месяц после исчезновения Главкона он узнал от Сикинна, что князь Мардоний объявился в Сардах... Возможно, Демарату было известно, на каком именно корабле бежал из Афин так называемый торговец коврами.

КНИГА II НАШЕСТВИЕ ПЕРСОВ

Глава 1

Когда сознание вернулось к Главкону, он ощутил, что силы совершенно оставили его и что он пребывает в абсолютной неподвижности. Тело его покоилось на подушках, мягче которых мог быть только сон, воздух благоухал утончёнными ароматами, золотой свет, пробивавшийся сквозь его полуприкрытые веки, не слепил глаза, а уши угадывали музыкальный ропот фонтана. Он долго лежал не двигаясь, слишком слабый для того, чтобы шевелиться, слишком умиротворённый для того, чтобы расспрашивать о том, где он сейчас находится и не умер ли. Афины, Гермиона, тени тысячи и одного предмета, составлявших суть его прежней жизни, расплывчатыми силуэтами скользили в его мозгу. Он был очень слаб даже для того, чтобы тосковать по своему прошлому. Рядом щебетал фонтан, к голосу которого, как казалось, примешивались вздохи флейт. Возможно, всё это лишь привиделось его утомлённому мозгу. Но глаза его открылись пошире, Главкон даже поднял руку, хотя сделать это было непросто. Он поглядел на свою ладонь. Вне сомнения, она принадлежала ему самому, но какой же бледной, какой тонкой успела стать его кисть! Кости и вены оставались на месте, но вся сила вытекла из них. Неужели эта самая рука повергла могучего Ликона? Сейчас с афинянином легко справился бы и ребёнок. Он прикоснулся к своему лицу. Оно заросло густой бородой, какой не вырастишь и за месяц.