Ксеркс

   - Должен предупредить великого царя, — проговорил Мардоний. — Этот афинянин упрям, он воспитан в ненависти к нам, персам. Боюсь, он не сумеет должным образом почтить владыку.

   - Его грубость меня не устрашит, — ответил Ксеркс, остававшийся в прекрасном расположении духа. — Пусть привратник приведёт его ко мне.

Призванный к властелину царедворец поспешил исполнить поручение.

Однако Мардоний поступил благоразумно, заранее предотвратив гнев самовластца. Главкон подошёл к царю, не склонив головы, даже с надменностью. Отвага здесь могла стоить ему жизни, и знание этого сделало его позвоночник ещё менее гибким, чем обычно. Атлет остановился у подножия трона, посреди золотого ковра, на который не позволено было ступать никому, кроме царя, главного из советников и шести князей. Руки его были прижаты к бокам, Главкон не стал прятать их под плащом, как требовал дворцовый этикет. А потом отвесил сверкающему великолепием властелину поклон, которым мог бы обменяться с каким-нибудь приятелем на Агоре. Мардоний встревожился. Старший над палачами шагнул вперёд, ожидая, что царь вот-вот прикоснётся к поясу, давая знак обезглавить наглого эллина. Лишь настроение царя избавило Главкона от казни: Ксерксу было интересно поговорить с человеком, посмевшим посмотреть на него без рабского страха в глазах; кроме того, красота и стать Главкона вселили в него восхищение. Какое-то мгновение царь и беглец глядели друг на друга, а потом Ксеркс милостиво простёр вперёд окованный золотом скипетр из слоновой кости, давая тем самым знак, что будет разговаривать с Главконом.

   - Красавец эллин, ты родом из Афин, — произнёс Ксеркс, не отводя от чужеземца восхищенного взгляда. — Я буду задавать вопросы. Пусть Мардоний переводит.

   - Я научился говорить по-персидски, великий господин, — поторопился с ответом Главкон, не дожидаясь Мардония»

   - Ты хорошо поступил, — улыбнулся монарх, — но забыл научиться персидской почтительности. Впрочем, это не важно, у тебя будет время усвоить правила вежливости. Скажи своё имя и назови своих родителей.

   - Меня зовут Главкон, я сын Конона из рода Алкмеонидов.

   - Очень знатный род, — заметил Мардоний, — более знатного среди греков не сыщешь.

   - На досуге я ознакомлюсь с греческой знатью, — сухо откликнулся Ксеркс и вновь обратился к Главкону: — Живы ли твои родители, есть ли у тебя братья? — Подобный вопрос был вполне понятен в устах восточного человека.

   - Я родился, когда родители мои были стары, мать моя умерла. Отец слабосилен. Братьев у меня нет. Было двое старших. Один погиб здесь, в Сардах, когда афиняне осаждали город. Второй пал в победоносной битве при Марафоне, когда зажигал персидский корабль. Их судьбой можно гордиться.

   - Эллин, ты боек на язык, — молвил царь, — но придворный из тебя никудышный. Но я не сержусь. Скажи мне тогда, почему ты столь упрямо отказываешь мне в почтении? Или ты считаешь себя выше всех персидских князей, которые склоняются передо мной?

   - Нет, великий государь. Просто я родился в Афинах, а не в Сузах. Мы, эллины, даже Зевсу молимся стоя, простирая вверх руки и глядя в небо. Неужели я должен почитать владыку двадцати сатрапий больше, чем высочайшего из богов?

   - Проворен, афинянин, твой язык, хотя и негибка шея. — Ксеркс усмехнулся в бороду, удовлетворённый смелым ответом. — Мардоний сказал мне, что ты спас жизнь его самого и моей сестры, что теперь ты изгнан из своего города.

   - Так и есть, великий государь.

   - Не значит ли это, что ты не станешь слишком усердно молиться своим богам о моём поражении? А?

Главкон покраснел, потом отважно поглядел на Царя Царей:

   - Царь персов, как я понял, любит правду. Я люблю Афины и буду молиться за свой родной город, пусть даже меня изгнали оттуда неведомые враги.

   - Гм! Тебе придётся основательно поучиться законам нашей вежливости. Или ты слеп и не видишь моей власти? Если так, я должен скорее жалеть тебя, а не винить.

   - Царь очень добр ко мне, — ответил Главкон, поступившись частью своего достоинства. — Я не хочу гневить его. Но мне кажется, что царю будет приятно, если после его победы люди скажут: «Ксеркс покорил гордый и непокорный народ». Если они начнут говорить: «Ему подчинились жалкие и трусливые люди», — слава царя будет меньше.

   - Великолепно! Если не считать твоей слепой уверенности в вашей победе, ты мудр для своих лет. А ещё красив и благороден.

   - Очень благороден, — вставил Мардоний.

   - К тому же ты спас Мардония и Артозостру. Вызволяя их, ты знал, что они знатные люди среди персов?

   - Нет. Но я не мог позволить им утонуть, словно ягнятам.

   - Тем лучше. Ты действовал, не рассчитывая на презренную награду. Но пусть никогда не настанет тот день, когда люди скажут: «Ксеркс проявил неблагодарность к человеку, совершившему благое дело ради одного из его слуг». Своим великодушием я заставлю тебя полюбить меня. Я сделаю тебя персом, хочешь ты этого или нет. Ты бывал в битвах?

   - Я был ещё слишком молод, чтобы выйти с копьём к Марафону, — прозвучал ответ.

   - Возьмёшься за копьё в другом войске. Где верховный писец?