Ксерокопия Египта

Рахат стоял, не понимая, что делать дальше. Его внутренний компьютер — старенький, еще с толстым экраном — думал и думал, думал и думал. Так, Гробница найдена, это уже плюс. Первый клиент на месте. Ну а что дальше?

В конце концов, какой-то алгоритм наконец-то дал свои плоды, из динамика турагента раздался голос:

— Думаю, нам пора. Сейчас тура как такого не получится — слишком мало информации об этом месте…

— Чтобы ее стало много, надо побыть здесь еще дольше, — отозвался профессор Психовский. — Википедия, уж извините, сама себя не напишет.

Усы Рахата затанцевали нервную джигу. Такие ситуации случались не часто, и оставался лишь один стратегический ход в этой безумной шахматной партии, где Рахат — один король, а Психовский — второй. Туристические группы пешек обычно были более послушными.

И ход этот — просто поддаться вражеской фигуре.

— Ну, тогда я подожду.

Рахат скинул серый пиджак и сел на него — без верхней одежды турагент выглядел так же, как моллюск без ракушки, или только-только скинувшая шкуру змея. Одним словом — нелепо.

Турагент уставился на песок.

Видимо, для скарабеев топотания двух людей стали звуком дрели в пять утра, и жуки внезапно проснулись. По крайней мере, некоторые — и взгляд Рахата как раз упал именно на букашек, копошившихся внизу.

Сначала скарабеи двигались медленно, все еще просыпаясь, и вроде как даже потягивались — чего только не почудится при лунном свете. А потом они поползли к гробнице.

Турагент сперва провожал их взглядом, а потом зачем-то встал и последовал прямиком за скарабеями, как не очень ответственная утка за своими утятками.

Но долго идти не пришлось — как только жуки подползли достаточно близко к татуированным камням, Рахат остановился. Скарабеи, даже не подползая вплотную к зданию, развернулись и рванули назад, вскоре вновь скрывшись под песком.

Но одно главное отличие Рахата от жуков — одно из многих, по крайней мере, — отсутствие генетической памяти.

Поэтому оно подошел совсем близко и коснулся одного из камней.

Генетическая память жуков, в принципе, похожа на одну огромную яблоню с тысячелетней кроной — и на каждой веточке обязательно висит по яблоку. Внешне они все одинаковые — красные, наливные, похожие на блестящие в свете гирлянд елочные игрушки.

Но, как и в жизни, на этой яблоне есть червивые плоды.

Самое главное, что скарабеи — да и все другие звери-птицы, обладающие генетической памятью — помнят, какие яблоки червивые, когда там завелся этот червь, как его зовут и стоит ли его боятся.

Если пропустить гробницу в пустыне через генетическую память жуков, то оно примет изображение одного из таких яблок — преломленных и непропорциональных, но, для условности, яблок.

И любой скарабей побежит прочь от такого плода, потому что точно знает, что в нем живут три червя. Более того, он знает их по именам.

Условно, конечно же.

Архимедон, надев старый, порванный алый плащ, вышагивал по древним коридорам. Он огибал древние колонны и небольшие статуи, запачканные всплесками лунного света.

Икор и Эфа шли за ним.

— Ты что, хочешь сказать, что наш отдых закончился? — вздохнула девушка, проводя рукой по стене.

— Не знаю, как тебе, а мне не особо понравилось так долго быть без сознания.

— Значит, снова — за работу?

— Видимо, да, — из-под бинтов голос Архимедона звучал словно бы из старого радиоприемника.

— Интересно, многое ли изменилось? — Эфа задумчиво провела рукой по лицу.

— Не особо.

— А ты откуда знаешь, Архимедон? Уже успел посмотреть?

— Ну, скорее почувствовать. Через песок, Эфа, через песок. И сейчас я покажу вам, что успел найти…

Они попали в зал с алтарем, около которого стояли открытые горшочки-канопа с разбитыми крышками. Остатки бинтов, присохшие к алтарю, призрачными ленточками свисали вниз и просвечивались насквозь в свете сонной и пухлой луны.

На алтаре лежали двое мужчин. Один из них — в панаме.

— Они нашли нас первыми, — Архимедон подошел к алтарю, — а потом я нашел их.

Он провел рукой над двумя телами, окропив их песком, сочившемся из-под бинтов.

— Какие-то они несимпатичные. И старые, — фыркнула Эфа, осматривая двух мужчин.

— Поверь, они в разы моложе нас.

Икор нагнулся к телам и положил руку на грудь.

— Они еще живы, да?

— Да, конечно. Я же знал, что тебе нужна будет кровь — а Эфа еле-поделилась даже капелькой.

— Зато теперь мы можем снова нарастить мускулы Икору, — Эфа всплеснула руками и повисла на шее Икора, облизнувшись свои змеиным язычком.

— Но нужно ли нам это? Ну, не считая твоих желаний, — тот, кому девушка так рьяно стремилась подкачать пару мышц, уставился на песок. — Ты уверен, что от нас еще будет толк?

— Да, раз мы снова пришли в сознание.

— А почему тогда он молчит?

— Не знаю, — глухо отозвался Архимедон и накинул на голову алый капюшон, такой же потрепанный, как и остальной плащ.

Воздух стал густым, как заварной крем, а все из-за тишины, которая, подобно желатину, делает окружающий мир вязким и слегка желейным. И чем дольше звуки не беспокоят ее — тем гуще становится воздух и тем напряженней — атмосфера.

Что-то заскрежетало, и невидимое желе тут же растворилось.