КСИОР

Со всех концов советского государства в Иркутск понеслись тысячи телеграмм. Кто он. этот мальчик? Как очутился он в машине с единственным четвероногим спутником — щенком? Откуда, из каких миров прилетела эта таинственная машина? Эти вопросы занимали людей всех стран. Видеотелефон института не освобождался ни на минуту. Люди предлагали свою помощь, свои знания, все, чтобы спасти мальчика. В адрес института поступали радиограммы из всех стран мира. Специальными атомолетами в Иркутск вылетели на консилиум знаменитые ученые Китая и Чехословакии.

В день, когда било назначено размораживание, миллионы люден собрались у своих телевизоров. На экране они увидели операционную. Посредине светлого зала с блестящими, рассеченными на квадраты стенами, на высоком столе возвышался купол какого-то прибора, похожего на аквариум. Под этим стеклянным куполом неподвижно лежал мальчик. Это был Пузырек. Но сейчас задорный курносый нос его похудел и заострился, лицо побледнело. Толстый резиновый шлем, сплошь утыканный иглами металлических контактов, был надвинут на самый лоб. Пузырек не дышал. Мохнатый иней покрывал многочисленные трубки и приборы, находившиеся за стеклом. Там царил холод. Тишина и покой окружали маленького путешественника.

Но вот бесшумно раскрылись высокие двери. и пропустили в зал врачей.

В тот же миг засветились квадраты стен — экраны множества телевизоров — по ним побежали смутные тени. Они становились все ярче. ярче, и вот в каждом квадрате проступили четкие изображения людей — зарубежных врачей. Оставаясь дома, за тысячи и тысячи километров от Иркутска, они могли одновременно присутствовать здесь на операции и давать советы.

Самые опытные, самые знающие специалисты всего мира «собрались» и операционной. Ведь сегодня первый опыт, когда размораживанию должен подвергнуться человек. Это была единственная возможность спасения мальчика.

Всемирная телевизионная сеть связывала между собой самые отдаленные уголки земли. Вот и сейчас, слева на экране расположился известный американский доктор с пустой трубкой в зубах. Он недавно написал книжку о вреде курения и сам бросил курить, но расстаться с трубкой не мог никак. А справа, закрывая собой полстены. высилась добродушная фигура профессора из Южной Африки Его черное лицо и курчавые волосы резко оттенялись белоснежным костюмом. Дальше виднелись лица и фигуры французских и марроканских, египетских и английских врачей. Всех тех, кто не успел прилететь в Иркутск.

Вошедшие в зал молча поклонились. Также молча, кивком головы поздоровались люди на экранах. Не делая лишних движений, врачи встали вокруг стола. Русский профессор с ассистентами и двое его коллег из Китая и Чехословакии.

— Кислород! — скомандовал советский ученый, и стрелка одного из приборов пришла в движение.

— Уонь-ту, — произнес доктор из Китая. Это слово обозначало: «Температуру!»

Управление сложными приборами велось из другого помещения. В зале были сосредоточены только приборы для контроля и микрофоны, по которым передавались команды ученых.

Размораживание началось!

Медленно, медленно поднималась температура, и также медленно оттаивали замерзшие клетки. Десятки сложнейших приборов внимательно следили за всеми изменениями в организме мальчика. Но главный… главный прибор — энцефалограф, регистрирующий работу мозга, молчал. К экранам этого сложного, и громоздкого, совсем нового прибора чаще всего обращались взгляды ученых. Но…

Шло время — час, другой, третий. Вот стрелка больших часов обошла полный круг и снова остановилась не десяти. Уже двенадцать часов длилась удивительная операция. Двенадцать часов подряд врачи, не отрываясь, следили за приборами.

Все это время в большом зале было так тихо, что могло показаться, будто он пуст. Чуть слышно булькая, равномерно постукивал прибор — «искусственное сердце». Но энцефалограф молчал.

В двенадцать часов ночи пришла первая победа: на экране вспыхнула слабая искорка…

Пузырек сделал самостоятельный вдох. Вдох, выдох. вдох, выдох. В последних известиях передали: «Мальчик начал дышать!» Далекие, совсем незнакомые люди пожимали друг другу руки и спрашивали: «Вы слышали? Он начал дышать самостоятельно…» В зале совещались: за многие тысячи километров радиоволны приносили в операционную советы и указания зарубежных врачей.

Борьба за жизнь мальчика продолжалась уже больше суток. Но отдохнуть врачам не удавалось. Смерть не отступала. Светлая звездочка на экране энцефалографа постепенно бледнела. Неужели наука не в силах остановить страшного угасания?

В шесть часов утра, вместе с утренним выпуском последних известий снова был передан бюллетень о состоянии здоровья мальчика. Борьба продолжалась. На специальной волне передачи из института имени Бахметьева следовали через каждые два часа. И трудно было найти человека в стране, который не следил бы за ними.

Экран большого прибора светился чуть мерцающей звездочкой. Прошел еще один день.

НА АЭРОДРОМЕ