Кстати о любви (СИ)

Росомаха: не, сегодня точно не. Я к Лешке!

Росомаха: все, я побежала, пока!

Тоха: пока!

Руслана откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Снова переключилась на вкладку Википедии. Фотографии нет, конечно, но статья в два абзаца — вот она. Есть. Сама, свое. Без чьего-либо вмешательства или помощи. В такие моменты Росомаха точно знала, что поступила правильно, выбрав журналистику и задвинув папу с его юрфаком. Будто бы ей самой нужны подобные доказательства собственной состоятельности.

В Африке, к примеру, все было куда проще. Там лишь бесконечная дорога, дорога, дорога. И люди, такие непохожие на тех, к которым она привыкла. Здесь, дома, все снова становилось сложным, а она бегала от сложностей.

«И не уверяйте меня, что вам не интересно широкое признание и карьерный престиж», — вспомнилось ей вдруг. И это воспоминание снова ее рассердило.

Неделя прошла. Неделя с памятного обеда с представителем журнала «`A propos» Ольгой Залужной. И как Руська ни пыталась об этом забыть — никак не выходило.

Вообще-то она была довольно отходчивой барышней. Ей всегда оказывалось проще на что-то забить, чем мучиться. Но здесь, увы, не тот случай.

Голова Русланы Росохай устроена странным образом. Всякая обида беспокоила ее лишь поначалу. Потом проходили дни и недели, и она переставала сердиться на обидчиков, зато начинала сердиться на себя, постепенно переваривая в черепушке все случившееся с ней. И приходила к закономерному выводу: сама дура!

Но сейчас период самоедства еще не наступил. И злилась она на «`A propos» с их гребаными предложениями.

Чтобы хоть как-то отвлечься, попробовала следить за дядей Пашей. Четыре дня каталась за ним по городу, рискуя оказаться замеченной. С ее новой машиной солнечного окраса — раз плюнуть. Потом забила. Он и ездил-то только на работу и с работы. В клуб больше не совалась. Изучала профили Алин Соловьевых в соцсетях, пытаясь вычислить ту самую. Но с этим тоже выходило глухо. Хоть бери и объезжай все возможные Ульяновки. Месяца за два-три справится!

Проблема в том, что по зрелом размышлении вся эта возня была лысой вороной. Шума много — толку никакого. И главное — непонятно для чего.

Потому, в конце концов, на один день Руська забила и на это. С самого утра, когда отзвонился Шаповалов с приглашением на собственный день рождения. Отказать ему она повода не видела. Леша Шаповалов был хорошим другом и помогал ей на первых порах обращаться с камерой, когда Руслана еще не представляла, с какой стороны держаться за фотоаппарат. Несколько его простеньких уроков — и она научилась сносно снимать. Во всяком случае, для блога хватало.

Потом у Леши Шаповалова началась пруха. И он стал весьма популярен среди сонма медиаперсон, олигархов и политиков, заказывавших у него фотосессии. Такими заработками и жил, иногда все же пускаясь в путешествия за вдохновением. И до сих пор жалел о том, что не позволил себя убедить ехать с Росохай в Африку.

Но контракты, графики, гонорары. Леша себе не принадлежал. А Руська собственную свободу ценила настолько, что не связывалась с такими, как «`A propos». Предложения-то посыпались. Еще как посыпались!

В очередной раз победив себя во внутреннем споре относительно того, правильно ли она живет, а заодно победив госпожу Залужную как олицетворение того, от чего она бегала, Руська выдернула из шкафа свое единственное платье — смешное, ярко-зеленое, с огромными черно-фиолетовыми силуэтами котов и домов по подолу, едва прикрывавшему задницу. С университетских времен, все еще любимое и лишь потому не выброшенное в мусорное ведро. Некоторое время Руслана рассматривала причудливый рисунок. Потом поджала губы и запихнула вешалку с платьем обратно. Джинсы. Вечные джинсы. Если она в них даже на МедиаНу приперлась, то к Лешке сам бог велел.

В итоге в 18:30 лохматое создание из семейства куньих в необъятном красном шарфе и берцах, вооружившись обернутой блестящей ленточкой африканской маской народа фанг, привезенной собственноручно из Камеруна, топало в ресторан, где должно было проходить мероприятие. Мероприятие — и Лешка Шаповалов. Два слова так странно увязывавшихся в одном предложении.

— Росомаха! — радостно приветствовал ее модно подстриженный виновник торжества, непривычно одетый в явно брендовый костюм. Увидела бы на улице — не узнала бы. Ее Лешка носил растянутые футболки, был в меру лохмат и небрит. А еще весь пропах сигаретами, тогда как сейчас благоухал явно недешевым парфюмом. — Я уж думал все, пропала наша Муха!

— Не пропала, жужжит, — ответила Руська. Второй ее кличкой было Муха. Но единственный человек, которому было позволено так ее называть, — это Шаповалов. Она сунула ему в руки подарок и бодренько проговорила: — Хорошей охоты!

Лешка вцепился в маску и благоговейно выдал:

— Это оттуда, да?

— Ага. И даже не из сувенирной лавки. Настоящая.

— Могла бы и не уточнять! И так ясно, на то ты и Росомаха!