Ктида, или «Лёд в пламени» (СИ)

— Но если не зажигать «сферу тяжёлого металла», то они неминуемо замёрзнут! — перебил его лорд Дали. — Причём со временем замёрзнут и те, кто применил климатическое оружие, поскольку наверняка будет спровоцировано оледенение. И непременно так же глобальное. Кстати, о «Земле» речи напрямую не идёт, лишь подразумевается, что это о ней.

— Но если зажечь сферу, — рассуждая, продолжил спор рядовой, — то неизвестно остановится ли реакция в ней тогда, когда нужно, а именно — после прохождения только половины орбиты. Ведь, исходя из логики действия этого оружия, никто не мог заранее провести пробные практические запуски. Значит, есть риск ошибиться в расчётах и «рукотворная Новая Звезда» не погаснет в задуманное время. Следовательно, существует реальная опасность спалить всю Землю целиком, а главный герой перед гибелью будет наблюдать не только вспыхивающие в вышине сателлиты, но и пылающие льды своей «половины планеты», которой будет совершенно уже без разницы, какое имя у неё подразумевалось.

— На краю гибели допустимо любое рискованное действие способствующее выживанию, — наставительно сказал лорд Дали, лёжа в позе Сфинкса, скрестив передние ноги и с пристальным прищуром вглядываясь в оппонента.

— Однако это «рискованное действие» подвергает так же глобальной смертельной опасности всех живых существ, не являющихся людьми. Совершенно ни к чему не причастных и даже не подозревающих о чьей-то там многовековой борьбе. Их жизни не сохраняются при любом сценарии войны, поэтому для них тоже выхода нет, — оппонент, нисколько не смущаясь, смотрел прямо в глаза своему командиру. — И кстати, даже исходя из логики рассказа, неизвестно ещё, при каком развитии событий выживет большее число разумных существ. «Половина планеты» — слишком расплывчатое понятие, чтобы им можно было оперировать в количественных подсчётах невосполнимых потерь.

— Хорошо, я не буду настаивать на приоритете выживания разумных существ над неразумными. Я даже не стану оспаривать сомнительный постулат равноценности всего живого перед лицом вечности Вселенной, — с лёгким раздражением сказал лорд, — не суть важно! Но существует непреложное правило главенства интересов своего племени, своего народа над интересами любых других родов и племён. То есть, если ты принадлежишь нашему роду, то и забота о его успешном выживании — любой ценой! — основная твоя задача. Таков суровый закон жизни. Если его не соблюдать, то ты сам и все твои близкие просто прекратите существование. Вас сметут более активные народы, которые не колеблясь, не стесняясь и не испытывая глупых угрызений совести радикально вычистят «вашу половину». Холодом ли, жаром ли. Либо какой-нибудь другой массово действующей гадостью. И их совершенно не будет волновать число погибших недругов.

— Я думаю, что на данном этапе развития общества, ваш «суровый закон жизни» перестаёт действовать правильно, — рядовой Дцаб Фаца слегка возвысил голос, свысока осмотрел всех присутствующих и наставительно пояснил:

— Неукоснительно следуя ему, Человечество подошло к черте, за которой его ждёт только гибель. И в рамках этого закона выхода нет, потому, что рамки эти не позволяют ему сделать иной, нетрадиционный выбор.

— Гм, — лорд Дали задумчиво пошкрябал свой гривастый затылок. — Ну, хорошо, не будем пока спорить. Давай лучше спросим у автора, что он хотел сказать этим рассказом.

И он с улыбкой обратился к Барду:

— Так что же вы хотели нам сказать своей сагой о «белых и пушистых»? Не всё в ней для нас понятно, особенно настроение — какое-то оно злое и кровожадное.

— Я не знаю… — потупился погрустневший автор, — наверное, я ничего не хотел сказать. Когда я его писал… Мы целый месяц сидели в резерве, на душе было тяжело и тоскливо. Над ледяным хребтом висела безразлично-мутная бездушная Луна, а стужа стояла такая, что казалось, само небо, с намертво примёрзшими тусклыми звёздами, потрескивает от холода. И всё вокруг виделось глупым, бессмысленным и безысходным… Бессмысленная война, безысходное существование, бестолковая жизнь… И ещё мне очень жалко Дэна. Он погиб безвинно.

— Здра-асте! — громко и удивлённо хохотнул лорд. — Сам автор не знает о чём рассказ! А кто же тогда должен это знать?

— Никакой он не злой! Он очень добрый! — с вызовом сказал Метель. Он сидел по левому боку от Барда, держался за его руку и имел вид нахохлившегося над высиживаемым яйцом пингвина. — Вы все просто понятия не имеете, до чего он добрый.

Лежащий с другой стороны от понурого писателя маленький Волчок, в судорожной зевоте открыл клыкастую пасть, громко клацнул металлическими челюстями, недружелюбно обвёл тяжёлым взглядом сидящих вокруг светильника бойцов и утробно зарычал.

— Успокойся, Метель, — с улыбкой хмыкнул лорд, — никто не собирается обижать твоего драгоценного певца. Это обычная критическая разборка произведения. Мы с рядовым Дцаб Фаца совместными усилиями хотим понять, о чём рассказ и как нам к нему надо относиться.