Он прогуливался по квартире босиком, страшно скрипел половицами и выглядывал из разных окон. Из окна на кухне были видны трубообразные внутренности непонятно чего, замкнутое кирпичное пространство, предназначенное для протекания в нем какого-то пылеобильного процесса. Кухонька была самая крошечная, зажатая с одной стороны уборной наидревнейшего образца, с фарфоровой грушей на цепочке для спускания воды и треснутым, пожелтевшим от времени унитазом (вид из окна все тот же), а с другой стороны – ванной, протянувшейся перпендикулярно, так что одна ее дверь выходила на кухню, а другая, с таким же стеклом в полдвери, – в коридор. Шторок на дверях не было, и получалось, что человек, моющийся в неудобной позе (кран не работал, работал только душ, который нужно было держать в руке, и потому каждый раз ванная затоплялась), просматривался насквозь из коридора и из кухни. Однажды, когда Ласточка принимал душ, в квартиру, открыв дверь своим ключом, вошел хозяин и, стоя в коридоре, наблюдал за тем, как он моется, долго разговаривая с кем-то по телефону Ласточка извинился, когда вышел, хозяин принял извинения и порекомендовал занятия спортом – видимо, полагая, что это изменит к лучшему изможденное болезнью тело. Ласточка не стал с ним спорить.
Коридор был завален какими-то коробками и свертками, из которых торчали самые немыслимые предметы вроде сломанного пенсне, бесконечных плечиков для одежды, связанных узлом галстуков тридцатилетней давности, разного рода коробочек, одну из которых Ласточка как-то из любопытства открыл и обнаружил огромную коллекцию монет самого маленького достоинства из многих стран (там была и родимая, изрядно почерневшая двушка 1961 года, и болгарская стотинка). Из двух больших окон в коридоре виднелась все та же текстильная улица, а в самом углу находился крошечный железный черный столик, на котором стоял телефон, и крошечный черный стульчик.
Ласточка собрался было выполнить завет Марты и позвонить маме в Москву (он почему-то спокойно начал произносить «Москва», хотя раньше прибегал к разного рода эвфемизмам), но по дороге к телефону наткнулся на обрывок газеты, приклеенный хозяином квартиры скотчем к стене, и остановился, чтобы прочесть: «В 1863 году родился Генри Форд, слесарь, сначала собравший в собственном сарае автомобиль, а потом решивший усадить в него всю Америку. У него был скверный диктаторский характер, он не курил, но все время жевал какие-то тянучки, поощрял антисемитские организации, боролся с профсоюзами, но обожал пение канареек».
Заметка на этом не заканчивалась, однако Ласточка сразу посмотрел на подпись под колонкой: да, он не ошибся, это был опус хозяина квартиры, журналиста, подрабатывающего сразу в десятке газет, низкорослого французика, носившего шляпу и усы, избегающего холестерина и завтракающего свежим грейпфрутом, холостяка, а может быть, даже и девственника.