Кто боится вольных каменщиков

Английские масоны восемнадцатого века рассматривали Цех как место, где они могут продолжать жить так, как привыкли, но где их частный образ жизни приобретал дополнительное религиозное и этическое качество и новую форму социального бытия, отличную от государства, церкви, семьи и т. д. Фокус деятельности был направлен внутрь самого масонства. Что же до шотландцев, то в 17-м и 18-м веках они оказались зажаты в тисках между распространенным тогда необузданным гедонизмом и строжайшим пресвитерианским учением о предопределении. Эта странная комбинация, которой отмечено сознание этого периода, получила свое блестящее выражение в писателе Джеймсе Хогге[18], также масоне (как и его близкие современники Роберт Бёрнс и Дэвид Юм). Масонство служило скорее успокаивающим средством, чем противоядием. Как бы странно это ни казалось, оно предлагало шотландцам среднюю позицию. Ведь вместо того чтобы пытаться радикально разрешить это противоречие, Цех предлагал либеральную и исполненную терпимости обстановку, в которой личность могла оставаться сама собой, в то же время постепенно улучшая свое социальное положение и совершенствуя свой интеллект.

Каким же было положение масонов в ту эпоху? Многие были, вероятно, по уши в долгах. Долги вообще одолевали членов Братства, как в Англии, так и в Шотландии, в течение еще по крайней мере столетия после его основания в 1717 г. Упомянем всего лишь трех светил Братства — его первого законодателя и историографа доктора Джеймса Андерсона; первого борца за его распространение, Томаса Данкерли; и самого блестящего проповедника и богослова, доктора Додда. Не будет лишним упомянуть о том, что первый провел некоторое время в долговой тюрьме[19], второй умер в глубокой нужде, а последний пошел на виселицу за подделку, которую сделал для облегчения своего долга. Это, впрочем, нисколько не уменьшило почтения, с которым говорят о нем масонские историки[20]. Я упоминаю об этом, чтобы подчеркнуть то положение, которое сформулировано выше: независимо от утверждений самих масонов в Британии, их религиозные и этические концепции подразумевали и подразумевают — так же как и идея благотворительности — использование и применение практически исключительно внутри масонства. Большая часть собранных благотворительных средств шла на (не всегда удававшиеся) попытки спасения масонов и их семей от финансовых затруднений.

Глава 3 Метод, феноменология и религия вообще

Никто из смертных не может Восхищаться дамами так,

Как вольный и принятый масон.

Из масонской песни

Поскольку я избрал определенный методологический подход к моему предмету, стоит немного остановиться на его объяснении. Обычно думают, что методология должна служить для того, чтобы помочь объяснить материал как можно более просто и ясно. Однако в случае масонства я считаю это требование ограничивающим и даже неприемлемым, поскольку, как мне представляется, только простой феномен может получить простое объяснение; если же феномен сложен, таким должно быть и его объяснение. К примеру, объяснение религии — а я рассматриваю масонство как нечто «достаточно религиозное», чтобы называться религией (о причинах такого суждения подробно будет идти речь ниже), — должно не только по содержанию, но и по форме следовать характеру и структуре самой религии. Это особенно существенно в том случае, когда мы вовлечены в наблюдение или описание религиозных текстов или действий (ритуал и т. п.), которые уже задуманы как сложные сами по себе[21].

Даже простейшая формальная схема феномена религии должна отражать сложность самой религии и, следовательно, должна проявлять заметную степень методологической сложности. Практически ни одна из известных религий мира не может быть описана как состоящая из менее чем трех компонентов: ритуал, миф и учение. Если мы обратимся от изучаемой нами религии к нашему же религиозному самосознанию, то несомненно обнаружим, насколько сложен и запутан характер наших мотивов, представлений и рассуждений.