Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

«Нет, все-таки раньше зайцы скромнее были. Да мне бы сейчас пару таких “милиционеров”, они бы из вас, ребята, настоящих спецов сделали»,— подумалось Свиридову. Но внутренне он опять завелся:

— Этот милиционер, к вашему сведению, вычислил подозреваемого без всякой оперативной информации, на ровном месте за несколько часов. Я уже проинформировал Николаева, очень надеюсь, что начальство даст добро на участие его в операции. Между прочим, это наш бывший сотрудник, опытный контрразведчик Прохоров Николай. О его интуиции в свое время легенды ходили. Вы-то с ним не знакомы, а вот Климов его хорошо знает. Днем мы едем в больницу, допросим раненого, и после этого обсудим дальнейший план операции. Собираемся у меня…

Стук в дверь и появление Климова с папкой в руках прервали Свиридова.

— Разрешите, товарищ капитан?

— Ну что, отписался? — Свиридов хмуро глянул на лейтенанта.

— Так точно.

— Ну, садись. Вот что,— капитан обратился к чекистам.— Завтра по ходу дела решим, когда соберемся. Вопросы есть? Все, кроме Климова, свободны. Никитин, жду рапорт на подпись,— Федор Ильич дождался, когда закроется дверь за сотрудниками.— Ну, наделал делов? Николаев требует тебя примерно наказать.

Поднявшись, он прошелся по кабинету, искоса наблюдая за понуро сидящим лейтенантом:

— Объяснения все собрал?

— Так точно,— глухо произнес тот.— Все здесь, кроме одного. Парень-понятой остался, днем я все решу.

— Что за парень?

— Да сосед комбрига по коммуналке. Там так получилось… ну, в общем, он в обморок грохнулся, когда тот себе мозги вышиб. Вот поэтому и не смог взять объяснение. Шибко впечатлительный оказался.

Свиридова покоробили слова своего лучшего сотрудника.

— Ну, это ты у нас, видать, чугунный, а нормальному человеку на это, мягко говоря, тяжело смотреть,— с раздражением сказал он и снова прошелся по кабинету.— Вот что, ты этого парня мне сегодня… нет, завтра с утра организуй сюда ко мне. Я с ним лично побеседую, допрошу-расспрошу поподробнее. Послезавтра Николаев требует заключение служебного расследования. Крепко он недоволен тобой.

— Прав он, на сто процентов прав. После такого прокола надо квасом идти торговать, а не шпионов ловить.

— Это хорошо, что у тебя с самокритикой в порядке,— Федор Ильич почувствовал, как слегка отлегло от души.— Заслужил — носи, твое от тебя не уйдет. А пока давай о новом деле поговорим. Ты Прохорова Николая помнишь?

— Спрашиваете, товарищ капитан. А где он, объявился? — ожил Климов.

— Объявился. И не просто, а с сюрпризом. Слушай, я сейчас повторяться не буду, в четырнадцать часов жду у себя, по ходу дела все и узнаешь.

— Федор Ильич, я извиняюсь, а где Николай-то?

— Спит. И ты иди спать. Нам выспаться сейчас, Никита, надо. Голова понадобится свежая, соображать, я чувствую, много придется. Очень серьезное дело наклевывается. Иди,— и уже вдогонку: — А случай с комбригом пусть станет тебе уроком на всю жизнь.

Проводив Климова, Свиридов подошел к шкафу и достал начатую бутылку коньяка. Сидя перед налитой рюмкой, он вспомнил, как летом прошлого года Сталин на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны жестко критиковал военных контрразведчиков. Мол, «прошляпили» заговор в армии. Мол, во всех областях разбили буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки. Разведка — это та область, где впервые за двадцать лет большевики потерпели жесточайшее поражение… Ой, как им могут аукнуться слова вождя после случившегося с комбригом Ласточкиным. Наверное, Сталин прав, но в душе, положа руку на сердце, Федор Ильич Свиридов сомневался в таком масштабе заговора. Все-таки служба работала, и не могла она проглядеть такую широкомасштабную вредительскую затею. Вот теперь и пожинаем плоды этой шпионской лихорадки, охватившей страну до самых до окраин. Сотни опытных командиров арестованы, в некоторых военных округах дивизиями управляют капитаны и майоры без опыта строевой службы, в результате эти округа получают при проверке боевой подготовки неудовлетворительную оценку. А если завтра война? Глубоко вздохнув, Свиридов в очередной раз задал себе еще один, главный, по его мнению, вопрос: почему же эти боевые маршалы и генералы, не убоявшиеся в гражданскую ни Колчака, ни Деникина, наговаривали столько напраслины на своих боевых друзей? Он прекрасно знал, какими умельцами по части получения подобных признаний были некоторые его сослуживцы, но ведь он сам был свидетелем, когда легендарные красные командиры без всякого насилия излагали такое, от чего брала оторопь, а в душе поселялись щемящая горечь и пустота. И уже не хотелось протестовать против всего происходящего… не хотелось ничего. Как говорится, плетью обуха… Свиридов повертел в руках рюмку.

— А может, и к лучшему, что Ласточкин застрелился?..— шепотом сказал он сам себе.

Глава двенадцатая