Кто бы их заставил замолчать. Литературные эссе и заметки

«Троил и Крессида» стоит в творчестве «Шекспира» особняком. Это не трагедия, и не комедия, и даже не «странная» или «проблемная» пьеса, как, например, «Конец – делу венец». Это – пародия. «Шекспир» со всей своей иронией, со всем сарказмом – а и того и другого у него хоть отбавляй – пародирует Гомера, да и вообще древнегреческую мифологию. (Наверное, подтолкнул его незадолго перед тем опубликованный первый английский перевод «Илиады».) И пародирует зло, камня на камне не оставляя от героизма действующих лиц эпоса, которые в изложении «Шекспира» если не идиоты, то подонки. Особенно в этом смысле выделяются ахейцы: тупой и выспренне-речистый Агамемнон, жалкий, потерявший чувство собственного достоинства Менелай, наглый и развратный Ахилл, умный, но коварный Улисс, женоподобный Патрокл, сенильный Нестор – та еще компашка. Троянцы не намного лучше, за исключением Гектора, которого автор показывает как человека действительно и храброго, и благородного – однако даже за его благородством можно обнаружить… ну если не глупость, то, по крайней мере, оторванность от жизни: Гектор готов вести себя благородно даже в ситуации, когда это и бессмысленно, и смертельно опасно. Убийство Гектора – главное событие пьесы, ее кульминация. Именно убийство, потому что совершается оно хоть и на поле боя, но в момент, когда Гектор уже снял доспехи, и нападает на него не сам Ахилл, а толпа его соратников-мирмидонцев, которым он дает соответствующий приказ. Подлость настолько невероятная, что мой маленький Тимо из «Буриданов» даже не понял, что это не Ахилл прикончил беззащитного Гектора, а другие.

Не менее язвительно «Шекспир» разделывается с женщинами, в первую очередь с так называемой героиней пьесы, с Крессидой. Ну потаскушка! Ее не приходится уговаривать лечь с Троилом, а меняет она своего суженого на грека так легко, что диву даешься. Самая роскошная сцена пьесы, наряду с убийством Гектора, та, в которой Крессида, которую обменяли на плененного троянца, прибывает в лагерь ахейцев: все герои, греки, собираются и по очереди целуют ее – современный постановщик вполне может решить эту развратную до предела сцену в порнографическом стиле гэнг-бэнга.

Добавляют перца образы «из низов»: Калхас, Пандар и особенно – умный, но насквозь прогнивший Терсит, сыплющий беспощадными характеристиками в адрес остальных «героев».

Замечательно, очень динамично написана сцена боя между ахейцами и троянцами, в которой каждому появляющемуся персонажу оставлены лишь две-три фразы – но все они меткие.

Мне кажется, эта пьеса ничуть не менее трагична, чем «Гамлет», хоть и погибает в ней лишь один герой – его смерть показывает мерзость нашего мира лучше, чем многочисленные трупы самой знаменитой пьесы «Шекспира». Вообще-то, так и должно быть: «Троил и Крессида» – более поздняя пьеса, автор созрел, его мизантропия стала очевидной, но в то же время он не растерял поэтического пыла. «Слова, одни бездушные слова»[14]звучат даже сильнее, чем гамлетовские «Слова, слова, слова…».

«Троила и Крессиду» ставят редко. Жаль. Но понять можно: ведь для того, чтоб оценить эту пьесу, надо сперва прочесть «Илиаду», – а сколько таких зрителей найдется в театральном зале?

Мера за меру

«Меру за меру» теоретически должны знать как минимум не только все английские, но и русские филологи – последние потому, что им пришлось прочесть довольно слабую поэму Пушкина «Анджело», в основе которой лежит именно сия пьеса, даже имя главного героя не изменено. Но пьеса тоже не блещет. Основная причина «творческой неудачи», мне кажется, в deus ex machina. И в конце драматургических произведений этот прием не очень смотрится – но представьте себе, что deus гуляет по сцене в течение всего спектакля! А ведь именно так и есть в «Мере за меру» – Герцог хоть и покидает временно свои владения (Вену), чтобы проверить, как в его отсутствие справляется граф Анджело (своеобразный «пробный камень», нередкий прием в драматургии, есть даже либретто Луиджи Романелли с таким названием, на которое Джоаккино Россини написал прекрасную оперу), но на самом деле, переодевшись в монаха, возвращается и тщательно следит за происходящим. Другими словами, все время ясно, что ничего дурного в итоге случиться не может, уж добрый Герцог об этом позаботится. Скучно. Не очень интересны и отношения между героями-мужчинами и героинями-женщинами, все довольно плоско, примитивно. Колоритны на этот раз, скорее, персонажи из низших слоев, во время их диалогов можно хоть посмеяться. Главный тезис пьесы: мужчина как таковой, в отличие от женщины, существо аморальное, и если и выдает себя за сурового защитника морали, то это вранье, ханжество.