Кто, если не я?

Он спросил об этом так спокойно, будто хотел узнать, что я ела на завтрак. Совсем без эмоций. Меня это задело. Я долго сидела и думала, что бы ему ответить. После такого вопроса я уже не могла относиться к нему, как к прыщавому малолетке.

– Завидую.

– Завидуете? – недоверчиво повторил он.

– Завидую, что тебе чуть больше двадцати и тебя ждет прекрасная жизнь, если ты не потратишь ее впустую.

Какое-то время мы молчали.

– Ты тоже прожила хорошую жизнь.

– На моих похоронах так скажешь, – ответила я с горькой улыбкой.

– Я не хотел…

– Я знаю, – перебила его. – Знаю, что не хотел.

И снова замолчала. В голове вертелось слишком много мыслей. Слова Игоря меня растревожили или, может, эта осень. А может, я просто знала, зачем еду, и понимала, что ждет меня впереди.

– Может, и хорошую. Если судить по количеству любовников, алкоголя, наркоты и развлечений, то хорошую.

Игорь посмотрел на меня с иронией своими карими, коровьими глазами, а потом широко улыбнулся.

– Я слышал кое-что.

– Всему свое время, Игорь, – не сразу ответила я. – Двадцать – это как раз тот возраст, когда алкоголь, вечеринки, разнузданный секс, даже немного дури – вещи вполне нормальные. А если ты мужик, то даже желательные.

– Почему мне мама такого не говорила? – театрально вздохнул Игорь.

– Потому что она этот возраст прозевала, а я из него так и не выросла. Не знаю, что хуже. В сорок дурь и алкоголь уже не в радость, и компанию для вечеринок найти трудно. А в пятьдесят вообще себя дурой чувствуешь, поэтому занимаешься этим в одиночку, чтобы никто не знал.

– Вечеринками и сексом? – Он ухмыльнулся, и я улыбнулась ему в ответ.

– К сожалению, вечеринки и секс в одиночку не получаются. А я в пятьдесят уже перестала нуждаться в других людях.

– Ну, а твоя работа как? Быть врачом, наверное, круто.

– А ты что изучаешь?

Я помнила, что за последние пару лет он мне не раз отвечал на этот вопрос. Он тоже помнил, потому осторожно пробормотал:

– Мехатронику в политехническом.

– Ага! – я задумалась. Понятия не имела, что это такое. – Знаешь, быть врачом тоже не сахар, – сказала я ему и опять замолчала.

Гинекологом я стала неожиданно. А в медицину так вообще попала случайно. Но, как ни странно, оказалась неплохим врачом. Хорошим ремесленником.

– Знаешь, как это случилось? Моя учеба должна была стать пропуском к лучшему будущему в лучшем месте. Еще в школе я решила во что бы то ни стало сбежать из нашего села. Стискивала зубы и зубрила, зубрила. Сидела за учебниками с утра до ночи, сначала в школе, потом в университете, а позже в интернатуре. Несколько лет подряд. Как закончила учебу – вернулась домой. Думала, что ненадолго, а осталась навсегда. Сначала ездила то в Быдгощ, то в Торунь, искала работу. Но если находились вакансии, то не могла найти жилье. Родители не могли меня содержать в большом городе. После каникул я пошла в нашу местную больницу узнать, можно ли к ним устроиться. Было место в гинекологии, и меня взяли. Там я и осталась. Потихоньку продвигалась по карьерной лестнице, сдавала экзамены на специализацию, получала посты и звания.

– Знаешь, врачами все восхищаются. Они лечат, жизни спасают, роды принимают.

– Ага… Вот только все это до задницы, – сказала я и замолчала, глядя в окно. Через минуту продолжила: – Я тоже долго думала, что врач это такая уважаемая профессия, прямо призвание! Жизненная миссия и все такое. Бред это все. Я верила в этот бред, долго верила. Думала, что ничего важнее в жизни нет. Спасала и лечила. Вырывала человеческие жизни из лап смерти, да еще и детей помогала в этот мир приводить. Считала себя доктором Юдымом[9] в нашей глуши, – добавила я и снова замолчала.

– А что случилось потом? – спросил Игорь.

– Потом случилось несчастье. И стало обыденным и привычным. Оказалось, нельзя спасти всех. Как и любой врач, я делала ошибки, а иногда просто не могла помочь. Одни женщины простились с жизнью из-за моих ошибок, другие умерли у меня на руках, а я ничего не могла сделать. Конечно, я спасла многих и помогла многим детям появиться на свет. Но сколько родов надо принять, чтобы искупить одну смерть? Сколько пациенток спасти? Сколько кровотечений остановить? Сколько опухолей удалить? Когда сравняется счет? Разве спасение двух жизней компенсирует одну смерть? – Я задавала вопросы в тишине, не ожидая ответа.

Мои глаза скользили по пятнам света, мелькающим вдалеке. Уже совсем стемнело, и только светящиеся окна далеких домов напоминали о том, что где-то существует жизнь. У их обитателей были свои радости и печали, свои заботы. Я вздохнула.

– Сначала ты просто все отрицаешь, потом пытаешься игнорировать, а если не удается, то делаешь вид, что это не имеет значения. Я научилась воспринимать смерть как должное, чтобы по утрам смотреть на себя в зеркало. Мне было все равно, удастся ли спасти пациента или он умрет у меня на руках. В конце концов, это была обычная работа, за которую платили деньги.

– А я думал, что работа – смысл твоей жизни.

– Была. И пока еще остается, – твердо сказала я.

– А с бабушкой тоже так было?