Кто, если не ты?

Он, видимо, обстоятельно готовился к «понедельнику», как назвал кто-то этот несубботний субботник,— на нем были лыжный костюм и старые рукавицы. Гена изумленно похлопал веерами ресниц:

— А где остальные? Я всех комсоргов предупредил.

— А-а,— протянул Клим не без ехидства,—ну что ж, подождем...— но ему стало жаль погрустневшего Генку.— Давай сюда свои носилки! Десятый в полном составе!

Он гордился своими ребятами. Молодцы! Не то что вчера... Никого не нужно подгонять. Даже Слайковский... Он было раскипятился, когда ему предложили тащить носилки, полные кирпича, но Ипатов — плотный, коренастый крепыш, с головой, насаженной на самые плечи,— прикрикнул на него, и вот Женька покрякивает, а тянет и языком чешет без умолку, язык у него без костей, это всем известно... Пускай трещит— веселей работать! Клим еще не привык считать Шутова своим, и его не особенно огорчило, когда он заметил, что Шутов не пришел. Ничего, дойдет черед и до Шутова!

И ребята, кажется, тоже были довольны, и каждый чувствовал себя немножко героем. Куча собранного, лома, которую Слайковский нарек «Собачьим Монбланом», поднималась все выше. Все подшучивали над Геной: капитан без команды.

Клим вступился за Генку. Конечно, завтра они поднимут всех комсомольцев!

— Мы, что же, каждый день сюда ходить начнем? А уроки?— вмешался Михеев.

— Мы будем ходить до тех пор, пока не уберем всей территории, которую отвели нашей школе,— отрубил Клим.

11

Серое драповое небо сочилось мелким дождем. Иногда из степи налетал предательский — теплый, ласковый ветер — и дождь прекращался. Но было ясно: с минуты на минуту он хлынет во всю силу, осенний, безнадежно долгий, нудный, как вой бесприютного пса.

— Теперь уж наверное никто не придет,— Мишка с тоской оглядел забитое тучами небо. И громко вздохнул. На веснушчатую щеку упали две крупные капли.

Мишка стер их. Но тут же ему на нос упали еще две, потом еще и еще.

— Может быть, пойдем? — проговорил Игорь, ни к кому не обращаясь. Он стоял съежившись, подняв короткий воротник вельветки.

Гена Емельянов и Костя Еремин вопросительно смотрели на Клима. Клим ничего не ответил. Сегодня вместе с Емельяновым они побывали во всех классах. Ребята обещали. Но кроме них, пятерых, никто "не явился.

— Чего ждать? — повторил Игорь.

— Валяй,— сказал Клим,—Валяй, улепетывай, если боишься размокнуть.

— Мне-то, собственно, все равно, могу и остаться,— Игорь равнодушно пожал плечами.— Только я не вижу никакого смысла...

Так. Значит, другого выхода нет!.. Значит, дезертировать? Значит, бежать, спасаясь от ливня? Клим посмотрел на серые лица ребят, на потемневшие, намокшие плечи голубой лыжной куртки Гены Емельянова, на продрогшего Мишку, на сгорбленного Еремина...

— Кто хочет — пусть идет,— сказал он.

И зашагал по пустырю. Ухватив обрывок гремучей цепи, по-бурлацки прогнулся, поволок ее за собой. Мишка молча подошел к нему, вцепился в другой конец. Емельянов и Еремин переглянулись и стали грузить носилки.

На миг вокруг просветлело, раскатился гром. Игорь постоял, цыкнул сквозь зубы, набросал кирпичей в искореженное корыто, потащил к Собачьему Монблану.

Частый дождь мелким горохом барабанил по спинам.

Пусть.

Ребята не выдержат, бросят здесь его одного.

Пусть.

Клим отбросил мокрую прядь со лба. О, если бы сейчас разразился целый потоп!

Снова серую скорлупу неба расколола -голубая трещина. Струи воды сплошь заполнили пространство.

Сильнее! Еще сильнее! Ну, ну, наддай! Наддай еще! Неужели у тебя не хватит силенок согнать с пустыря пятерых ребят?

Никто не уходил. Работали молча, изредка деловито покрикивая друг на друга. И так же, как и Клим, не обращали внимания на дождь. Конечно, Мишка его никогда не покинет, это само собой. А Гена —секретарь комитета. Но Еремин? Маленький Еремин, у которого глазки похожи на двух мышат, сердито выглядывающих из норки? Что удерживает его здесь! А Игорь? Конечно, Игорь хочет показать, что он — не луже комсомольцев... Ах, да не все. ли равно, почему!..

Ага, рубашка начинает липнуть к спине. Уже? Тем лучше! Нечего бояться сырости! Бедные ребята...

Клим на секунду разогнулся и в полный голос, по-актерски вытянув правую руку в сторону дороги, прокричал:

— Мы не уйдем, хотя уйти

Имеем все права!

Четыре головы обернулись к нему — четыре ответные, озябшие улыбки.

— В наши вагоны, на нашем пути

Наши грузим дрова!

— отозвался Игорь. В его глазах блеснуло веселое ожесточение.

Вдруг Мишка схватился рукой с покрасневшей гусиной кожей за грудь, брови испуганно скакнули вверх:

— Кажется, все...— пробормотал он тихо.