Кто, если не ты?

Он выбрал окольный путь — не тот, которым ехали они вчера в «эмке»,— и старался всю дорогу не думать, куда и зачем он идет. Но самообман не мог длиться долго. Все неотвязней представлялась ему сумрачная коробка кабинета с серым силуэтом в окне; и постепенно ласковое синее небо с белым облачком, и люди па залитых солнцем улицах, и весь город с его воскресной суетой — все это отошло куда-то в сторону, стало далеким, недосягаемым. Его все сильнее охватывало нетерпение. Он еще не знал, что именно скажет капитану, но он скажет ему такое, что заставит его отступить, устыдиться своих подозрений. Он отомстит за Киру, за Игоря, за Майю — за всех! .Он уже наслаждался заранее, видя испуг и смятение капитана: «Какое право вы имеете...» Ага, это и будут первые слова, с них он и начнет!

И снова все получилось не так, как ему рисовалось.

Едва он переступил порог, капитан соскочил со своего стула и так горячо взмахнул руками, словно раскрывал объятия:

— А-а-а, товарищ Бугров!

Он даже перегнулся через стол навстречу Климу, и, опешив, Клим — ничего другого ему не оставалось — пожал приветливо протянутую руку.

Лицо капитана сияло. Казалось, и на нем сегодня лежал отблеск чудесного утра; несмотря на синеву

под глазами, он выглядел свежо и молодо, улыбка широко раздвинула губы, округлив впалые щеки и, смягчая острые выступы скул, собрала на них веселые морщинки.

Пиджак, небрежно брошенный, свисал со спинки стула; капитан был в белой рубашке апаш, юношески худощавый, узкоплечий. Казалось, он заглянул сюда только на минуту, поджидая Клима, чтобы немедленно выбраться из этого кабинета куда-нибудь на зеленый простор... Да и сам кабинет... В распахнутое настежь окно тянулись ветви клена, слышалось воробьиное чириканье и короткие смешочки велосипедных звонков. Что бы все это значило? Клим, недоумевая, присел, незаметно вытер о штанину ладонь — рука у капитана была горячей и потной.

— Ну вот и замечательно, товарищ Бугров,— говорил капитан, щуря свои светлые маленькие глазки, как если бы в них застрял солнечный зайчик.— Вот и превосходно!.. Вот и отлично, товарищ Бугров! Долго я вас не задержу, вы ведь к экзаменам готовитесь. Так ведь? Понимаю, все, все понимаю!— он подморгнул белесыми ресницами, кивнул на окно: —А денек-то, денек сегодня!.. В такой денек не то что экзамены...Футбол, а? Или на пляж, да в лодочке, да с девочкой?.. Хорошо! Но вместе с тем — ведь экзамены-то на носу .товарищ Бугров?.. Ничего, жизнь велика, будет еще и пляж и все такое!..

Он посмеивался, сыпал словами... Клим еще держал в уме готовую фразу, с которой думал начать разговор, но уже чувствовал себя сбитым с толку и обезоруженным, Какие экзамены? Чего он вертит? И пляж... Вчера только исключение из школы считалось мягкой мерой, а сегодня... Нет-нет, не верил он ни его фальшивым улыбкам, ни дружескому тону — и все-таки... все-таки... Ну да! Все разъяснилось, все стало понятным капитану! Иначе почему он так переменился?..

А капитан, словно прочитав его мысли, заторопился им навстречу.

— Вчера мы погорячились, товарищ Бугров,— заговорил он, барабаня по столу пальцами и не без некоторого кокетства наклонив голову.— Оба погорячились, чего греха таить...И ведь, если всерьез, из-за чего? Да не из-за чего! Так ведь, товарищ Бугров?

Клим напряженно пытался сообразить, что крылось за словами капитана.

— Но вы меня-то поймите, товарищ Бугров,— заспешил капитан, перехватив его неопределенный кивок.— Вы себя на мое место поставьте: ведь факты, факты налицо? Куда от них денешься? Они требуют объяснений! — он развел руками, как бы подсмеиваясь над самим собой, а заодно приглашая посмеяться и Клима. — И как же тут догадаться сразу, что все это — лишь игра, увлекательная, заманчивая, но все-таки игра! Да вы поближе, поближе присядьте, товарищ Бугров, вот вам и перо..Подпись внизу, на каждой странице... В нашем деле приходится докапываться до самой сути, иначе нельзя — мало ли какие встречаются люди!.. Иной помалкивает, а загляни в него — и такая там гниль, такое... А случается наоборот: и шум, и гром, и пыль столбом, кажется, тут-то и есть над чем поразмыслить, а увидишь человека — и поймешь: наш он, советский человек, только молод, поиграть ему хочется, потому что слишком уж беззаботная у него молодость. Вот он и начинает со скуки выдумывать себе забавы...