Первый выстрел в череде кровавой русской смуты раздался 4 апреля 1866 г., когда император с племянником, герцогом Николаем Лейхтен–бергским, и племянницей, принцессой Баденской, садился в коляску после прогулки в Летнем саду. Бывший студент Казанского университета Дмитрий Каракозов промазал. Его руку отвел простой крестьянин с опередившей свое время фамилией Комиссаров. Реакция самого Александра II на покушение — бесконечное удивление. В истории России бывало всякое. Добрая половина ее государей умерла вовсе не своей смертью. Но раньше все это происходило тихо, «по–семейному», с соблюдением всех внешних приличий. Печатался в газетах некролог, что еще один помазанник Божий умер от апоплексического удара. Табакеркой в висок, как Павел I…
Но это можно было понять. Шла борьба за власть, и, как во всякой борьбе, слабый уступал место сильному, r том числе и на троне. Но зачем русский дворянин Саратовской губернии стрелял в своего русского царя, Александр II понять не мог. Наследующий день, принимая поздравления от сенаторов по поводу несостоявшегося покушения, царь в сердцах скажет: «Благодарю вас, господа, благодарю за верноподданнические чувства. Они радуют меня. Я всегда был в них уверен. Жалею только, что нам довелось выражать их по такому грустному событию. Личность преступника еще не разъяснена, но очевидно, что он тот, за кого себя выдает. Всего прискорбнее, что он русский».
Схваченный террорист был судим и вскоре повешен. Разгромила полиция и кружок вольнодумцев, к которому Каракозов принадлежал. Однако, похоже, верховная русская власть не понимала,
Второе покушение произошло 25 мая 1867 г. в Париже, во время визита императора во Францию. Наполеон III и Александр II возвращались в коляске после смотра войск, когда прозвучали выстрелы. Террорист вновь промахнулся. Им оказался польский эмигрант Болеслав Березовский (снова «историческая» фамилия). Он стрелял именно в русского царя, мстя за недавнее подавление польского восстания. Это было уже понятно и рационально. Однако власти надо было не анализировать национальность убийц, а делать совсем другое. Терроризм уже стучался своей кровавой рукой в двери русских городов…
Интересно, что и упомянутый уже нами «бахметевский» фонд Герцена чуть было не сыграл в русском терроризме своей роли. Фунты, заботливо сохраненные отцом «Колокола», в итоге получил Сергей Нечаев. Это был яркий образец нового поколения русских революционеров. Безжалостный и целеустремленный, он был одним из любимых персон Ленина в народовольческом движении за горячее желание уничтожить одним махом всю царскую семью. Однако путь Нечаева к деньгам был долог и тернист. В 1869 г. он организовал в Москве тайное общество с многообещающим названием «Народная расправа». Когда один из членов организации, студент Иванов, отказался подчиниться, было решено его убить. Бедного парня заманили в парк под предлогом поисков якобы спрятанного типографского шрифта и в укромном месте стали душить. После недолгой ожесточенной борьбы Нечаев прострелил несчастному голову. Сделано все было гак дилетантски, что на этой «мокрухе» тайное общество и погорело. Восемьдесят пять «нечаевцев» предстали перед судом, а сам вдохновитель убийства бежал за границу. Как Нечаев убедил приятеля Герцена, Огарева, отдать «бахметевские» деньги именно ему, история умалчивает. Ведь желая скомпрометировать революционеров, русское правительство санкционировало подробнейшее освещение процесса «нечаевцев» в прессе. Отдавая фунты Нечаеву, Огарев не мог не знать, что он дает их банальному убийце. Но — дал! Возможно, истинные спонсоры революционного движения «попросили» помочь столь энергичной персоне.
Получив деньги, Нечаев начал d Лондоне издавать журнал «Община», но потом уехал в Швейцарию. Если из Великобритании по понятным причинам никогда и никого русским властям не выдавали, то Швейцария старалась быть государством правовым и нейтральным. Политэмигрантов оттуда тоже не выдавали, но когда же уверенный в своей безопасности Нечаев там появился, его арестовали и выдали России. Только не как политического, а как уголовного преступника! Страшно подумать, каких дел натворил бы этот ленинский любимец, если бы он не умер в камере Петропавловской крепости в 1883 г.