Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира

Дело в том, что изначально Великая Мать обладала предельной властью – властью самодержавной правительницы, властью над жизнью и смертью. Там, где женщина – божественная царица, царь должен умереть. И мифологически, и исторически необузданная чувственность Великой Богини и ее кровожадность соединяются в архаической, но неоспоримой практике убийства царя. «Царь» – в сущности, лишь почетный титул для мужчины, избранного, чтобы спать с Божественной Царицей, воспроизводя ту изначальную драму, которую историки и антропологи описывают как «священный брак», где мужчина «является божественным принцем-консортом» Богини. Однако можно ли представить себе что-то более противоположное этим вялым, анахронистическим попыткам облагородить и возвысить роль мужчины в этой процедуре, чем дикая, неописуемая логика этого ритуала? Ведь если всякая жизнь исходит от женщины, через нее протекает и к ней возвращается, то высшая надежда мужчины – в том, чтобы избежать участи всего живого и связать себя с божеством, пусть и ценой возвращения в землю.

Если говорить о мифологии, ритуальное жертвоприношение юного «царя» засвидетельствовано в тысячах различных версий этой истории. В них всегда бессмертная мать принимает смертного любовника не для того, чтобы зачать от него ребенка (хотя у них часто рождаются дети), а лишь ради удовлетворения и прославления своей женственности. Всегда это женщина постарше – и юный, но недолговечный мужчина: Иштар и Таммуз, Венера и Адонис, Кибела и Аттис, Исида и Осирис. В истории Деметры еще более заметен функциональный мотив этого сюжета: отважный Иасион «возлежит» с богиней посевов на пшеничном поле, в борозде, и сразу после этого его поражает молния. Возлюбленный богини всегда стоит ниже ее: он смертен – она бессмертна, он юн – она вечна и не имеет возраста, он безвластен – она всесильна, он даже физически «мельче» ее: все эти черты сочетаются в частом именовании любовника Богини ее «младшим братом» или «сыном». И всегда, всегда он умирает! Судьба возлюбленных Великой Богини не была ни для кого тайной – вот почему Гильгамеш отвечает на приказ «славной Иштар» такой отповедью: «Кого из своих возлюбленных любила ты вечно? Какой твой пастух ублажал тебя все время?.. И если мы с тобой станем возлюбленными, не послужу ли я тебе так же, как те, кого любила ты когда-то?»[55]

В исторических источниках встречается много различных версий убийства царя. Богиня Анаит из Ниневии ежегодно требовала себе в любовники/жертвы прекраснейшего из юношей: одетый в красное, с лабрисом богини на поясе, увешанный золотыми украшениями и умащенный благовониями, проводил он день и ночь в оргии со жрицами богини под пурпурным балдахином, на глазах у всего народа – а затем ложился на кровать из самой драгоценной древесины, вокруг него воскуряли благовония, укрывали его покрывалом, расшитым золотом, и поджигали. «Мать забирает его к себе!» – пели почитатели богини[56]. В Ирландии главная жрица Великой Богини Луны убивала избранного мужчину своими руками – обезглавливала над серебряным кубком «возрождения» и собирала туда его кровь. На одном из таких сосудов, «ютландском котелке», хранящемся ныне в Копенгагенском музее, графически изображена сама богиня в ключевой момент ритуала[57].

Эти ритуальные убийства «царственных супругов» продолжались до сравнительно недавних времен. До XIX века королевства банту в Африке знали только королев – ни принцев, ни консортов: правительницы выбирали себе любовников из числа простых людей или рабов, после использования пытали их и обезглавливали. Последняя королева ашанти, согласно гневным сообщениям британской колониальной администрации Золотого Берега, регулярно ликвидировала по несколько десятков «мужей»: ей нравилось то и дело уничтожать весь свой гарем и начинать с чистого листа. Даже там, в Африке, где утвердилось мужское правление, королева, как отмечает Фрэзер, имела право приговаривать короля к смерти и определять время казни. Однако в других культурах постепенно развились заместительные жертвоприношения: сперва вместо жизни молодой мужчина начал жертвовать мужественностью в ритуальной кастрации, церемонии, широко практиковавшейся по всей Малой Азии (отметим, впрочем, что ацтеки в Центральной Америке не выбирали между тем и этим – до конца своей цивилизации они делали и то, и другое); затем вместо мужчин начали приносить в жертву детей, животных, даже куклы мужчин, как те «манекены», что западные весталки каждую весну топили в Тибре[58].